– черный лебедь – носила школьную форму и напоминала принцессу, которую хотят отдать замуж за нелюбимого, а она носит траур по рыцарю, который из-за нее погиб на поединке. На Лу был ангорский свитер, и от нее всюду летел пух, как от ангела. Полине нравилось, как Лу смешно оттягивает горловину и чешет шею, как будто ее душит тепло. Все красивые.
После уроков к Полине и Владу подошел Олег.
– Я слышал, вы тут с мелким стихи сочиняете…
– Ну да…
Олег очень сильный. Руки у него большие, кисти широкие, пальцы со сбитыми костяшками. И лицо… Подбородок мощный, скулы выступают, нос немного кривоват (уже, видимо, ломали). Взгляд воина, победителя, человека, который всегда получает то, что хочет.
– Что «ну да»? Не выделывайся тут…
– Ну писали, и что? – подскочил Влад. – Это я писал, я!
– Заткнись, уродец! – Олег отвесил Владику затрещину.
– А-ай!
– Это за меня! А это – за Сашку! – Он врезал ему еще раз. – А ты…
Он смерил Полину взглядом и вдруг выхватил у нее из рук рюкзак.
– Ребя-я-ят, футбо-о-ол!
От его удара рюкзак полетел по полу в другой конец коридора, и уже через секунду его пнул кто-то другой.
– Стойте, стойте!
Рюкзак летал так быстро, что Полина просто не успевала его схватить, хотя вообще была девушкой проворной, с пятеркой по физкультуре. Героем, подхватившим мятый, испачканный множеством ног рюкзак, стал Сережа. Полина смотрела на его взлохмаченные светлые волосы, на прозрачно-голубые глаза, на открытую улыбку – один из клыков чудь длиннее другого – и влюблялась как ненормальная.
Все красивые, но некоторые…
Полину окутало такое ощущение счастья, что она даже забыла о том, с чего все началось. Она больше не ходила по земле, а парила в нескольких сантиметрах от пола. Ей было легко, ей было жарко… Дома она надела майку и короткие шорты, как летом, хотя была еще весна и вечерами довольно прохладно.
После ужина Полина мыла на кухне посуду (мать всегда ругала ее за то, что она льет слишком много средства для мытья посуды, чтоб раковина была полна пены) и пела:
– Для любви не названа цена…
Отчим ел суп. Мама готовила невкусно, и он всегда был недоволен, когда ел. Обычно он ругался себе под нос, но тут ел тихо.
– Полька… хм-м-м… – пробормотал он. – Ох и выросла… девка!..
Вошла мать.
– Простудишься!
Она быстро сняла с плеч кофту, вязаную, колючую, и накинула на Полину, как на огонь. Та засмеялась:
– Не надо, ма! – но не стала скидывать кофту, чтоб не злить мать.
Все красивые. Вот и мать хороша, несмотря на возраст (не зря у Полины столько отчимов сменилось). Только глаза у матери тревожные, как будто ей все время страшно. Щеки впалые – у нее многих зубов нет – что-то добавляют такое… трагическое. И серьги эти идут ей, с маленькими камешками, нервно поблескивающими.
– Марш уроки делать! Сама домою! Развела тут болото!
– Белый
