как дым, исчезает. Остается лишь память, и от нее, как и от дыма, слезятся глаза.
Невидимый гость
Книжки остались после того мужика.
Славка как-то раз сказал:
– Знаешь, что его наколки означают?
Влад не знал, но Славка ничего объяснять не стал, просто посмотрел на брата как обычно, то есть как на дурачка – и все.
Мужик прожил у них на даче полгода, хотя вообще жить в том доме зимой было нельзя. Они и летом там не ночевали: домик хлипенький, без печки, а по ночам холодно. Тот мужик приволок откуда-то буржуйку. Чем он ее топил, бог весть, наверное, воровал у соседей дрова (саму-то печь точно у кого-то скоммуниздил, не на рынке же купил). В воображении Влада печку он топил трупами убитых и обворованных людей. Если бы Влад рискнул покопаться в золе, то точно нашел бы там обломки зубов и костей. И как только он обнаружил бы зуб (может, золотой) и осознал, что происходит, как зазвучала бы тревожная музыка и за его спиной появился огромный силуэт, который держал в руках доску с торчащим из нее гвоздем…
Все мы выросли на таком кино – разве нет?
Когда-то покойному деду дали участок от железной дороги. Тут вся земля нарезана на такие узкие полосы, что нельзя ни слова сказать так, чтоб тебя никто из соседей не услышал. На участке умещался домик (скорее, бытовка), сортир, несколько яблонь, которые никогда не плодоносили, одна алыча, которая, наоборот, плодоносила каждый год как бешеная, три куста разномастной смородины, ненавистная до глубины души всякому мыслящему человеку облепиха, несколько грядок с овощами… и все.
Влад слышал, что у многих есть настоящие большие огороды, неоглядные картофельные плантации, на которых сами их хозяева трудятся, точно рабы. Но это было точно не про них. Когда мама возилась бы с этой картошкой? Она круглый год работала, ездила за товаром, стояла на рынке. Вообще удивительно, что она хоть что-то тут сажала. Наверное, хотела, чтоб у них со Славкой были на столе какие-никакие витамины. Хотя ту же алычу они не любили и обычно, насобирав пару ведер, шли к трассе, чтоб продать, – как раз хватало на пачку чипсов для Влада и банку пива для Славки.
Их отец пропал в 1995 году. Вообще люди из Заводска пропадали часто – детей, по слухам, воровала страшная цыганка в парке, девицы сбегали из дома, а потом обнаруживались кто в борделе, кто в канаве, мужики вот так же, как Владов отец, уезжали зашибить деньгу и не возвращались.
Мать несколько раз ездила в Москву, однажды даже на опознание трупа – оказался неподходящий. Вначале она много и громко плакала и говорила по телефону подругам, что она готова ко всему, что главное – определенность, а неопределенность сводит с ума. Потом перестала: у нее было очень много работы. Раньше они с отцом вместе работали в институте. В комнате висит фото: люди возле каких-то чертежных досок, сборище смешных очкариков; мать там еще худая, даже не верится, что это она (Влад сколько ее помнит, она в два обхвата).
Влад не слишком скучал по отцу, однажды вообще поймал себя на мысли, что если уж кому-то из их семьи суждено
