стрелок плохой?! – по-своему услышал диктатор-наркоман. Это обвинение показалось ему забавным, и он хохотал, повторяя между выстрелами:
– Да! Я плохой стрелок! Видишь, промазал, Мирче!
Грохнул выстрел со второго ствола, Влад сделал клоунское выражение лица, и посетовал шутовским тоном:
– Видишь, опять промазал!
Старик на скале при каждом выстреле насмешника сжимался, прикрывал уши иссохшими ладонями, как будто больше всего боялся звука, а не пуль.
– Прекрати! – визжала Яна, обезумев от невероятной очевидности этой инфернальной игры, этого растянутого в скоморошество убийства деревенского дурака – Влад, я умоляю тебя, прекрати! Прекрати, я не могу больше…
Дракула-Цепеш был не из тех, кто реагирует на бабьи взвизги. Он деловито перезарядил свою «Беретту-спорт», и взялся за старую игру.
– Так, говоришь, я плохой стрелок?! – и вновь выстрел разорвал туман букового леса – И ведь прав ты, vecinul, я опять промазал…
На этом месте что-то сломалось и взорвалось внутри Ишимцевой, и она – сама от себя такого не ожидая, с диким кошачьим воплем ненависти вдруг прыгнула на изверга, ногтями расцарапывая ему лицо:
– Гад! Гад! Дьявол! Выродок!
Цепеш умелым жестом скрутил её руки, повалил на землю, подмял по себя, и вдруг, на самом пике отчаяния её беспомощности – стал целовать в губы жадными болезненными укусами. Приговаривая:
– А вот такой ты мне нравишься! Завела, кошка дикая! Давно так никакую не хотел…
И Яна – сама ничего в себе не понимая, миг назад готовая растерзать это исчадие ада – вдруг ответила ему неистовыми, разгорячёнными поцелуями. Так был спасён полоумный браконьер Мирче, к которому Дракула, с его мгновенно менявшимся настроением параноика охладел, забыв о его существовании. И так была «объезжена кобылка» – Яна вдруг из пленницы-рабыни превратилась в жаждущую господина, готовую всё отдать за близость к нему, ревнующую к нему распалённую самку…
– Ты знаешь… – сознался ей Цепеш несколько погодя, тоном, не скрывающим недоумения. – А я давно уже ни с кем так себя не чувствовал… Скольких баб перебрал – а такого удовольствия давно не помню…
4.
Когда Евгена Дрозова спрашивали о его профессии – он отвечал, обычно скромно потупив младенчески-лучистый взор: «Я решаю проблемы». Уже достаточно пожилой, с седоватыми висками, но ещё физически крепкий, Дрозов носил в кармане курносый револьвер с обмотанной «на счастье» изолентой рукоятью, небольшой «браунинг» в кобуре под штаниной, чуть повыше носка. Носил с собой кастет и электрошокер, а в багажнике своего чёрного внедорожника возил монтировку и бейсбольную биту.
Весь этот арсенал Евген считал «любительским» и «сувенирным», потому что главным образом его работа заключалась в опросах и аналитике нестандартной, как правило, проблемы клиента.
