держать закрытой, – сказал он, заметив мой любопытный взгляд. – Здесь жил староста общины. Дед Лизы тоже был частью общины, только жил поодаль, в своем доме на берегу. Немного отличался он ото всех, но был верен.
– Верен? Кому?
– Общине, конечно. Не все из них были так преданы. Сейчас и вовсе попрали память, забыли свои корни. Как Лизавета.
– Она не здесь росла, откуда в ней может быть какая-то преданность, – усмехнулась я.
– Лизавета родилась и росла здесь, как и я.
Спорить я не стала. Врать Лизе не имело смысла, а вот хорошей памятью она не отличалась.
– Значит, вы выросли в общине?
– Половина Вольного – часть бывшей общины. Думаете, он был так велик всегда?
Я с сомнением покачала головой. На мой взгляд, поселок сложно было назвать даже маленьким, он был микроскопичным и едва ли значимым для тех, кто жил за его пределами.
– Чем вы тут занимались?
– Расскажу по дороге, если вам это интересно. Напомните, как вас зовут?
– Полина.
Он закивал, словно бы вспомнив.
Егор сунул в печь пару поленьев, затолкал между ними скомканную бумагу.
– Скорее возьмется, – пояснил он. – Когда вернусь, уже будет тепло.
Он надел куртку, рюкзак повесил у дальней стены, подальше от печи, на огромный торчащий гвоздь. К моему облегчению, ружье он повесил на крючок у кровати, подтолкнул меня к выходу и запер за собой дверь, привалив снизу полено, чтобы не открылась.
Мы двинулись в обратный путь.
8
– Вы когда-нибудь слышали о поселениях староверов?
– Люди, живущие вдали от цивилизации, отвергающие все современные технологии?
– Именно. Здесь наши деды и отцы хотели устроить нечто вроде этого. Сами шили одежду, ловили рыбу и стреляли в лесу дичь. Хотели еще выращивать овощи и фрукты, даже посадили несколько плодовых деревьев, но, увы, – он усмехнулся, – на этой почве ничего не зрело. В итоге, то, чего не хватало общине, успешно выменивали в поселке у местных.
– Зачем такие сложности, если можно жить в мире со всеми, а за продуктами ходить в ближайший супермаркет?
– Хотели растить детей без соблазнов внешнего мира, считая современные города прогнившими, подчиняющимся низменным ценностям.
– Скукота, а не жизнь.
– Мой отец с вами не согласился бы, будь он еще жив. Не хочу читать мораль, но современная молодежь воспитывается телевизором и интернетом, хуже и не представить. Ни страха, ни жалости, ни совести, – и знать не знают о них.
– Я бы не стала под одну гребенку всех…
– А я бы стал! – перебил меня Егор. – Потому живу большую часть года в лесу. Спокойно и мирно, чего еще желать?
– Однако, мобильный телефон у вас есть.
– Необходимое зло в наше время.
Спорить на этот раз я не стала. Каков мир, особенно мой, я знала
