Взгляни-ка сюда, – он ткнул своей палочкой в цифры. – Что ты видишь?
– Два плюс два….
– Да нет же, – кот мотнул головой. – Я спрашиваю тебя, что ты видишь, а не то, чему тебя научили.
Мышонок задумался: «Если это не дважды-два-четыре, тогда что это? Думай, тупица! Может…,» – внезапно его озарило, – «стоит зайти с другой стороны? Не складывать, а, предположим…, придвинуть цифры одна к другой».
– Двадцать два! – выпалил он, понимая, что будет осмеян учителем.
Кот Учёный смеяться не стал.
– Уже не плохо, – похвалил он мышонка. – А ещё на двух лебедей.
По взмаху дубовой палочки, две бездушные двойки превратились в белую пару прекрасных и гордых птиц.
– Знание, – тихо продолжил учитель, – я говорю о настоящем знании, а не о мёртвой формуле, не косноязычно. Оно пластично и может принимать различные формы. Ты, – он сделал ударение на «ты», – творец и как всякий творец, можешь решать, чем будет творение: простой арифметикой (и тогда, дважды два, действительно, четыре) или….
– Птицами! – воскликнул мышонок, обрадованный открывшимся для него возможностям. – Давайте ещё!
– Три плюс три.
– Тридцать три и…, если добавить ещё одну тройку, будет шёрстка барашка, или облака, или….
– Всё верно. Мир творчества – не имеет границ, как не имеет их Бог. Ты знаешь, Кто такой Бог?
– Не знаю, – признался мышонок.
Кот Учёный как-то печально вздохнул, затем тряхнул головой и тихо сказал:
– Я тоже.
Мышонок, решив, что это такая шутка, радостно рассмеялся.
– Ты думаешь, это смешно?
– А разве нет? – удивился мышонок.
– Что смешного в том, что я не знаю Творца, что я слеп в мире миров, что я – одинок? Я повторяю за великим Сократом: «Я знаю, что ничего не знаю,» – и плачу. Разве это смешно?
– Нет.
– Мне думается, каждый, хотя бы немного мыслящий, должен горевать над своим несовершенством, а не смеяться над тем, что ему недоступно.
– Но я не могу….
– Чего ты не можешь?
– Горевать над своим несовершенством. Ведь я же не знаю. Как можно горевать о том, чего ты не знаешь?
– Просто, поверь, – ответил учитель и тихо добавил, явно наслаждаясь латынью: Et sepultus resurrexit; certum est, quia impossibile.22
Он посмотрел на мышонка, о чём-то задумался, затем, поднявшись с травы на задние лапы, стал декламировать Пушкина:
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.23
– Ты знаешь Галилея? – быстро спросил он мышонка.
«И, погребённый, воскрес – это несомненно, ибо невозможно». (Тертуллиан)
А. С. Пушкин
