– это символ Бога и извечного стремления человека от земли к небу, от Аримана к Ормузду, от несовершенства к цельности Адама, от греха к святости. В этом смысле, все мы огнепоклонники, ведь души наши, ум и тела, чают лишь одного: вернуться к своему изначальному единству, тем самым слиться с Богом и так прийти к истине. И уверяю тебя, прекраснейшая из виданных когда-либо мною дев, нет разницы, кем ты рождён: арием, иудеем, эллином, или сересем, рабом, или в господском доме, всё одно – чаяния рода человеческого, едины для всех чад его.
Таис опешила. Услышать столь глубокие мысли, а тем более знакомое слово Адам, коим иудеи именовали первого человека, она явно не была готова. Да и термин «святость» … «При чём эти зороастрийцы, и единобожие обитатели Израиля?».
– А кто тогда ваши боги? – недоумённо поинтересовалась она.
– Твой вопрос некорректен. Бог он для всех один. Имён у Него множество. От Него получил откровения наш пророк Заратустра, назвав Его именем Ахура-Мазда, и переводится это имя на ваш язык очень просто: Господин Мудрости, или Господь, – священник слегка поклонился при этих словах.
– Ну а как же тогда все эти демоны, духи, почитание огня, воды, земли?
– И воздуха… у тебя, дева, пытливый ум, – он заглянул в лицо Таис.
В тот момент девушку словно облило ледяной водой: ей показалось, что дастур на миг превратился в Аарона.
Костёр в камине чуть сбавил пыл, и оранжевые отблески уже не могли дотягиваться до стен огромного зала. Полумрак поглотил всё пространство дальше помоста с троном. Царь молчал. Таис тоже. Оба созерцали огонь, думая каждый о своём.
– А помнишь, в египетском походе ты общалась с иерусалимским первосвященником Шимоном? – внезапно вновь заговорил Александр, словно почувствовав мысли гостьи о её преображении в тот вечер встречи с коэном.
Таис вздрогнула от неожиданности и, пребывая в том же состоянии сознания, посмотрела непонимающе на царя. Тот замер, а потом встал и подошёл к девушке. Она поднялась. Какое-то время собеседники стояли напротив друг друга, неотрывно глядя в глаза.
– Что ты увидела там, Таис?
– Где? – еле слышно произнесла она.
Александра медленно наклонился к уху и шёпотом вымолвил:
– В огне.
– Себя… и Тебя… – чуть дыша, ответила наипрекраснейшая из гетер Крита, Афин, да и, пожалуй, всей необъятной Ойкумены.
Александр восхищённо посмотрел на подругу. Потом поднял её на руки и отнёс на своё ложе, где небесам сразу стало жарко, богу стыдно, а дьяволу завидно…
Любуясь в бликах пламени совершенными формами девушки, царь пил вино. Таис обнажённой лежала ближе к камину и, прищурив глаза, томно смотрела на молодого правителя, вернув себе контроль после любовного экстаза.
– Всем ты прекрасен, мой царь, но ласки твои не сравняться даже с твоей доблестью, – она хитро улыбнулась и, как кошка подкралась к нему. Потом обвила руками шею и, слегка касаясь языком уха, промурлыкала: –
