style="font-size:15px;"> У Квасницкого вытянулось лицо, он не знал, плакать ему или смеяться:
– Так, так, так…
– Её предки сопровождали одного, – опрокинул рюмку Жмотов и глубокомысленно призадумался. – Так с ним и их… закопали.
– Во как! – всё же расхохотался Квасницкий. – Значит, есть расчёт?
– Это чего?
– При нормальном раскладе и тебе место в саркофаге сгондобит Верунька, – прыснул тот.
– Ты не кипятись, – всерьёз нахмурился приятель. – Тебе дело, а ты…
– Вот я к тебе как раз и с делом, – погладил пальчиком голую грудь товарища Квасницкий и пригубил рюмочку. – Надел бы портки, а то прямо глаз некуда положить.
– Стесняешься?
– Разговор серьёзный ждёт.
– А у тебя другие бывают?
– Жизнь заставляет всё время клыками грызть.
– А мне не к спеху, – рассерчал Жмотов, во хмелю он становился несговорчив. – Мне до вечера ещё дурака валять. Давай, выкладывай свои секреты.
– Считаешь, что готов?
– А я всегда, как хороший солдат, – захохотал тот. – В бой трубят, а у него живот поносом скрутило.
– Ну что ж, вижу – бодро держишься. – Квасницкий поднялся, заходил по комнате, кивнул со значением на дверцу за шкафом. – Гарантируешь?
– Без намёков, – повёл бровями Жмотов. – Порода не позволяет шпионить.
– Ну, ну, – отошёл всё же подальше к окну Квасницкий. – Шекспир предупреждал: женщине доверять – утром можно не проснуться.
– С кем ни попадя спать не следует, – буркнул Жмотов и ещё рюмочку хлебнул.
– Значит, так?
Жмотов только на стол склонился и голову рукой подпёр, как послушный школьник:
– Толкуй, а то в сон вгонишь.
– Тогда… с чего бы начать?
– С начала, – сомкнул веки Жмотов, но так натурально, что, испугавшись, Квасницкий перестал дурачиться и отчаянно пальнул:
– Есть шанс вляпаться в дерьмо!
– О! Как это не по-вашему, Игорёк, как не аристократично…
– В паскудную историю мы уже вляпались, мой дружок, теперь нам грозит новое счастье.
Жмотов лишь ресницами дрогнул, тычась носом в ладошку.
«Ему сейчас, конечно, на всё накласть, а через десять – пятнадцать минут он совсем никакой будет, – с тоской подумалось Квасницкому, но другая мысль подтачивала: – А может, так оно и лучше? Он всё успеет услышать, многое запомнит, главное поймёт, и это останется в его памяти навсегда. О прочем пусть сам кумекает. Если трезвым был, вспомнил бы о таких химерах, как совесть, о других высоких материях. А так – и мне, и ему легче…» Сия перспектива вписывалась в его расчёт. И он ударил в лоб:
– Дело контриков, которое тебе и Минину поручили, гнилое.
Жмотов приоткрыл один глаз, впился им в говорящего.
– На нём, скорее всего, Подымайко и погорел.
У Жмотова вспыхнуло интересом второе око.
– Это
