затянул Минин, мрачнея, – а последняя воля умершего, последние, так сказать, слова. Больше всё равно ничего нет.
– Это, может быть, тебе послание! – Баклей даже руками запорошил, весь взвился. – С того света!
– Почему с того? – буркнул Минин. – Жив был, когда писал.
– Ну читай десятый раз, если забыл. Я наизусть вызубрил: «Всем прощевайте, горя не знайте, птицу Степанычу отдайте. Мыл чтоб клетку, не то вернусь, с небес спущусь и сам всем распоряжусь…» Весельчак у тебя дружок был! Стихоплёт сортирный.
– Ну уж, – смутился Минин, бумагой завладел и за пазухой осторожно схоронил. – Но ещё чего другого от него ждать зря и лазать здесь гурьбой этой лишнее, в чужом добре шнырять. Михеич ничего два раза не делал.
– И ты, я вижу, для себя всё решил? Выводы сделал? – задёргался Баклей.
– Чего ж возню раздувать? С вами же вчерась ещё утром обговорили. Или в другую сторону вас разрулили? Записку Михеич оставил. У него её нашли. Чего ещё?
– Чего мелешь? В какую ещё другую сторону? Капитан Минин! Приказано, вот и исполняйте!
– Есть, – отвернулся в угол к попугаю тот.
– И чего ты записку эту с собой таскаешь? – совсем раскричался Баклей. – Почему начальнику управления не сдал? Это ж вещдок?
– Им и приказано, – поморщился Минин. – Поручено почерковеду показать. Чтоб всё, как положено.
– Не верит твоему дружку Ахапкин?
– Почему не верит? С чего вы взяли?
– Испортят записку, – будто пары спустил, утих подполковник. – Они ж, эксперты, начнут чертить, мараковать. Им только дай волю.
– Попрошу, чтоб не очень.
– Ты уж лучше здесь поусердствуй, – Баклей обвёл взглядом комнатёнку. – У него две таких?
Минин лишь кивнул.
– Жил в двухкомнатной, горя не знал.
– Хозяева раньше померли, – не разделял настроения подполковника Минин.
– Есть где развернуться, – продолжал тот, не особенно заботясь. – Что же, так он сразу в петлю и полез ни с того ни с сего? Оставил бы после себя какие-нибудь серьёзные записи. А то сочинил стишки!.. Баба-то была у него?
Минин к собаке нагнулся, пощекотал её за ухом.
– Искать надо усерднее, а не трепаться, – Баклей опять руками замахал.
Собака тявкнула в такт взмаху руки подполковника, но, не угождая ему, а на попугая, который заметно требовал внимания; пообвыкнув, он орал уже не обморочно и безнадёжно, а вполне разумно и заискивающе.
– Жрать просит Провокатор, – направился к клетке Минин.
– Кто, кто? – удивился Баклей, и оперуполномоченный терпеливо начал рассказывать ему историю брошенной птицы, заодно зачерпнув кружкой воды из кастрюли на плите.
Как и предсказывал Минин, проваландались они безрезультатно до самого вечера. Покойник не только не любил что-нибудь писать при жизни, у него и книжек не нашлось, правда,
