край монолита, где мы долго сидели в молчании, свесив ноги над чернеющей бездной пропасти. Потом мы по какой-то беззвучной команде поднялись на ноги и, бросив прощальный взгляд на захватывающий вид лежащего у подножия города, стали, пробираясь через руины, спускаться вниз по южному склону горы. Спуск давался не так легко и занял, наверное, около часа. Мы вышли к тропе и направились в сторону монастыря. Заночевали у меня в лаборатории, разговаривали до утра и курили гашиш. Бодрость духа с приближением утра не перешла в стадию затухания. Казалось, что тело сохранило достаточно энергии для встречи нового дня. Когда солнце вышло из-за гор, торговцы, пришедшие караваном из Урги, привели белую кобылу генерала, которая заблудилась ночью в горах.
– Машка, чертова кобыла! – радовался барон, похлопывая свою любимицу по холке. Машка недоверчиво глядела на хозяина, но, судя по всему, встрече была рада не меньше.
– Рерих, тебе тут оставаться незачем, так что пойдешь ко мне в дивизию интендантом. Такие люди позарез сейчас нужны. Я скачу к себе в ставку, за тобой отправлю Тубанова с его чахарами. Собери все, что пригодится, с собой, но лишнего барахла, прошу, не бери.
Мнения моего он не спросил, но я в принципе не был против такого поворота событий.
Кровавые будни
По прибытии в расположение Азиатской конной на реке Керулен я был неприятно удивлен или, правильней сказать, шокирован увиденным. Ожидал встретить многотысячную армию с некоторой инфраструктурой, орудия, полевую кухню, штаб… Да все что угодно, только не то, что увидел в итоге.
Азиатская конная дивизия являла собой унылое зрелище. Пара сотен голодных, оборванных людей, спасающихся от стужи у нескольких костров. Многие бойцы были одеты на манер первобытных людей в шкуры, вид имели дикий. В лагере не нашлось врача, и тяжелораненые сложены были в одну юрту, которая отапливалась с помощью буржуйки коровьим кизяком, который оказался плохо высушен и больше тлел, чем горел, при этом безбожно чадя. Еще было множество вырытых в земле нор, перекрытых сверху древесным брусом, так называемых землянок, в которых и жили бойцы Унгерна. Вся эта картина действовала на меня подавляюще. И этой армии так боялись китайцы! Генералы Поднебесной наверняка не подозревали о том, что против их хорошо укрепленного десятитысячного гарнизона с десятками орудий, пулеметов, бесчисленным количеством патронов и снарядов выступит какой-то безумец, ведущий несколько сотен плохо вооруженных, замерзших и оголодавших оборванцев.
– Рерих, в штаб! – ход моих горьких размышлений прервал боец, который указал мне на находящуюся в стороне от других юрту и спешно удалился.
В юрте штаба стояла чугунная печь, рядом с ней на ящиках из-под снарядов был положен фанерный щит, представляя некое подобие стола, на котором лежали нарисованные от руки карты и схемы, а также горела керосиновая
