style="font-size:15px;"> – Всем нам приходится притворяться людьми. – Октябрьская перепрыгнула через кровать своим уже привычным мне мультяшным прыжком, опустилась на корточки, придвинулась так, что наши лица оказались очень близко.
– А кто ты, Илия? Если не человек, то кто?
– Такой же, как и ты, ангел, не притворяйся. У меня золотые глаза, мне всегда было тринадцать, и я никого не в состоянии спасти.
Она долго не отводила взгляд:
– Илия, чел, они у тебя зелёные. И всегда, сколько я тебя знаю, такими были.
Как только она это произнесла, я словно увидел своё отражение в зеркале. И точно: зелёные, мутные, никакого золота. Но как же? У Октябрьской глаза тоже были самые обычные, серые. Что же мы за ангелы такие?
Мне хотелось свернуться, обхватив руками колени, но Октябрьская не дала. Она тормошила и требовала подробных объяснений. Не отступила, пока я всё ей не выложил. Помолчала, кивнула удовлетворённо:
– На самом деле, Илия, ты родился у самых обыкновенных людей, были у тебя и кроватка, и коляска, конструктор и кубики, Дед Мороз, противный лук в тарелке, и к своим тринадцати ты шёл долго и трудно.
Её голос лился, и всё, что она говорила, превращалось в картинки перед моими глазами. Да, всё это было. Я учился ходить и кататься на велосипеде, меня пугали страшные глаза в книжке, и я решил их закрасить, однажды на Новый год мне подарили железную дорогу с заводным ключом… Почему я всё это забыл?
– Илия, Илия, если ты ещё не понял, это было колдовство. Я тебя немного раскачала. Тяжко было?
Я кивнул. Очень тяжко.
– Значит, я не был ангелом? – спросил я наконец. – Но если я начинаю об этом думать, то снова вижу свои первые часы в подъезде и как Копоть вылетает в окно.
Она пожала плечами:
– Я же говорила, настоящие воспоминания ничем не отличаются от фантазий. Зато ты теперь богаче на целое ангельское детство. Правильно я говорю, нормальный парень?
С этого дня Октябрьская стала заходить каждый день. Иногда – после учёбы, иногда – вместо. И это, конечно, раскрасило мои дни. Моя нога всё ещё отказывалась слушаться, так что делать я особо ничего не мог. Поначалу Октябрьская ставила свою музыку, но она была слишком странная, так что я долго выносить её не мог, а то, что нравилось мне, вызывало у Октябрьской рвотные позывы.
Так что мы вообще перестали что-либо слушать и просто болтали. Первое время Октябрьская пыталась затирать мне про книги, которые прочла, но я не читал ни одной. Тогда она стала таскать их мне: типа вечером будет делать нечего, прочтёшь. Я пытался, но дальше первой-второй страницы так ни разу и не продвинулся.
В конце концов Октябрьская отстала и больше не пыталась меня грузить. Иногда у неё был такой взгляд, будто она снова собирается проделать фокус с моей головой, но либо она терпела, либо мне просто казалось. Я даже снова начал чувствовать себя нормальным. А так как общих тем для разговора у нас оказалось не так уж и много, всё наше общение строилось вокруг
