молодого полицейского по плечу и спросила звонко:
– Долго еще это будет продолжаться?
Тот вздрогнул, виновато отвел глаза от нимфы и только тогда сообразил, что возмущает женщину-Пежо вовсе не его интерес к чужим загорелым коленкам.
– Сколько еще, по-вашему, мы будем вот так сидеть? – спросила она. – Совсем стыд потеряли – держать людей в тоннеле, посреди ночи, в духоте, и все должны ждать, пока проедет какой-то барин! Здесь дети, между прочим, они измучены и устали, им давно пора спать!
Старлей попытался отступить, но ее недовольный взгляд пригвоздил его к асфальту так же надежно, как если бы она схватила его руку. Он обреченно замер и увидел на заднем сиденье Пежо тучного мальчика лет одиннадцати, не по возрасту туго спеленутого в детском креслице. Измученным мальчик не выглядел. Повиснув на ремнях, он высунул язык и что-то сосредоточенно рисовал в блокноте, лежавшем у него на коленях. Щеки у него были круглые, совсем как у матери.
– Вы так и будете здесь стоять? – спросила мамаша-Пежо довольно нелогично, поскольку сама же не давала юному лейтенанту уйти.
– Послушайте, – начал Митя; старлея пора было спасать. – Мы как раз собирались пойти посмотреть…
– А что там смотреть, – отрезала мама-Пежо. – Смотреть они собрались. Пусть просто откроют проезд. Вот идите и скажите им, пусть откроют!
И наконец отвела глаза. Старлей тут же рванулся и с облегчением припустил прочь, к выезду из тоннеля. Патриот с подоспевшим Кабриолетом побежали следом.
– Ну зачем вы так, – сказал Митя. – Он-то здесь при чем.
Женщина не слушала его. Она обернулась к сыну, накрыла его ладонь своей и осторожно пыталась вытянуть у него карандаш.
– Ну всё, – сказала она совсем другим голосом, – всё, не надо, отпусти. Пожалуйста, милый.
Мальчик нетерпеливо дернул плечом, сбросил ее руку и продолжил рвать грифелем листы блокнота, слой за слоем. Никакого рисунка на бумаге не было, только черная бессмысленная мазня.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 июля, 00:12
Пробираться между рядами оказалось ужасно неудобно: машины стояли слишком тесно, и все время приходилось огибать то распахнутую настежь дверцу, то группу раскисших от жары и праздности водителей. Идея взять с собой старлея тоже себя не оправдала: вместо того чтобы расступаться, люди бросались к нему с расспросами, жалобами и проклятиями, и Мите начинало казаться, что без него они добрались бы гораздо быстрее. Хотя на то, чтобы уложиться в полчаса, в любом случае можно было не рассчитывать.
– Понастроили, сука, – просипел Патриот, – вот на хрена такие тоннели длинные делать?
Воду свою он давно выпил, пустую бутылку швырнул кому-то под колеса. Майка на нем промокла, лицо покраснело и отекло, как будто он только что вывалился из бани.
– Никто не думал, что по ним придется ходить пешком, – мрачно ответил Кабриолет.
После первого километра он тоже изрядно поблек: льняная рубашка
