тут ничего не решаю. – Она вздыхает и продолжает уже с несколько иной интонацией: – Ничем я не управляю. Просто попросили написать текст определенного содержания с определенными посылом и смыслом.
– И кто же попросил?
– Работа попросила, а у нее нет ни имени, ни фамилии. Ты же всё знаешь, он же тебе всё рассказал. А ты вот не думал, что он тебе врет, что это всё его детище, которое он закрутил вокруг тебя?
Она всё-таки нашла мое слабое место и ударила именно туда. Надо было облить ее кипятком.
У меня перед глазами возникает странная картина: будто мы сидим напротив друг друга и каждый пытается консервным ножом вскрыть оппоненту черепушку. От этой мысли становится смешно, и я расслабляюсь и, может быть, поэтому выхожу из потока ее слов, направляющих мое сознание к подозрению, что Сергей Иванович меня обманул.
– И в чем же заключается твоя работа?
– Меня просто попросили составить текст, который должен был сплачивать людей, делать их единым организмом, и потом отслеживать, каким образом они будут реагировать на наше программирование. Воздействие на внутренние убеждения и установки субъектов предполагало трансформацию, в которой на лингвистическом уровне решающее значение имеет выбор субъектами одной из позиций.
– То есть вы хотели разделить людей в соответствии с тем, какой тип отношения к дождю они выбирают?
– Именно так. Сторонники дождя – это люди, склонные к сплочению и коллективным действиям, а противники, соответственно, индивидуалисты, не принимающие чужой позиции.
– И зачем это было нужно?
– Лично меня интересовал феномен объединения и сплочения совершенно разных людей в группы под действием довлеющего фактора, а также возникновения и формирования сленгового языка, связанного с дождем…
– А меня интересует, какие задачи были поставлены перед вашей группой.
– Ой, да какие задачи можно поставить перед филологами? Я тебя умоляю! Ну изучили мы особенности формирования двух групп и каким образом между ними выстраивались социальные взаимодействия. Что ты так завелся-то? В этом же нет ничего криминального, а вот то, что делал Сергей Иванович, недопустимо.
Она замолкает и смотрит на меня. Я не знаю, что ей ответить. Роюсь в воспоминаниях, чтобы хоть что-то возразить, но ее доводы и логика безупречны.
Сомнение – это мой лучший друг и злейший враг. Не сомневаются только люди, которые ничего не знают и ничего не хотят, коих в настоящем городе, увы, сейчас большинство. Она зародила во мне подозрения в том, что Сергей Иванович сказал мне правду, – следовательно, не исключено, что правду говорит она.
Я не знаю, во что мне сейчас верить, и в воспоминаниях ищу хоть какую-то зацепку, чтобы вывести ее из равновесия и заставить сказать правду – только так, а не иначе. За месяцы дождя, несмотря на наши редкие встречи, я отчаянно пытался понять, чего она хочет и о чем думает, старался приблизиться к ней, но она пресекала все мои попытки. И в то
