к материалу приложить может, она вообще на экране вещает! Её оператор снимает на камеру, а она с микрофоном балабонит всякую ерунду про инвестиции и инновации в Сибири через Саксонию…
То есть Эльза – она элита из элит. А я – «серый гусар», пехтура, тушевое мясо (от слова тушь). И потому я, когда в первый раз её с микрофоном увидел – вполне умно сказал себе: Тоша, держись подальше, чтобы международного скандала не было! Она – из поволжских немок, репатриантка 90-х, по-русски чешет лучше меня – но и немецкий в совершенстве знает… Чего-нибудь не то скажешь на любом языке – и будет афронт…
Но хоть я и сказал себе – держаться от неё подальше, но, вопреки уму, держался всегда поближе. Она такая тонкая, белокурая, зеленоглазая, смотреть приятно, а вблизи мне ещё её веснушки очень нравились… Знаете, почти незаметные, но очень озорные, если присмотреться…
Конечно, разумом я всегда понимал, что она обращается ко мне как к местному, а не как к мужчине. Но иногда играл сам с собой в несознанку, приятно же вообразить, будто мы с тележурналисткой друзья…
Началось всё в тот день, когда ведущий немецкий инвестиционный банкир бойко щебетал про изделия табачной промышленности, которые у нас в пять раз дешевле, чем в Германии, и я грешным делом подумал, уж не собирается ли он контрабанду организовать? Но он к чему-то другому гнул, к чему – уже не помню, потому что мы стояли в журналистском пуле плечом к плечу, она, помню, была в эдакой вычурной шотландской клетчатой накидке… Она поворачивает ко мне своё ангельское личико и на чистейшем русском вдруг спрашивает:
– А ты не помнишь, что такое «аваль»?
– Это такое поручительство по векселю… – пробормотал я, взмокнув. – Ну, или по чеку…
Я ведь не знал, про какой аваль она спрашивает, про вексельный или чековый, испугался, что введу в заблуждение европейскую телезвезду. А она увидела, что я побледнел, и насмешливо так спрашивает:
– Неужели он такой страшный?!
Я не нашел ничего лучше, чем спросить, какой у неё акцент. Она ответила, что поволжский, что вообще-то она из России, но теперь живёт в Германии, что зовут её Эльза и всё прочее. Я – хоть и пустое это, незачем – тем не менее всю свою биографию выдал. Благо, коротенькая у меня биография: родился, учился, работаю, перспектив никаких… Ну, помру, дата смерти добавится, вот и завершенный будет роман-жизнеописание…
И она – с чисто европейской вежливостью – весь этот бред про моё тёмное прошлое выслушала, а потом предложила по кофейку. Я думаю, с чего бы это?! Может, думаю, я красивый? Как у Булгакова – бабушка согрешила с водолазом, или ещё чего?
Ну нет, конечно, это всё вздор. Пришли мы в фуршет-зал, налили себе по чашечке капучино, закусили расстегайчиком презентационным… И всё выяснилось: она, как и всякая красивая женщина, не обязана знать всякий бред, который несут пожилые, артритные, геморройные банкиры. Они в конференц-зале распинались про какую-то «кривую Бевериджа»,
