и так угля не хватит!
Элис вошла в дом, стараясь выбросить из головы мысли о голубоглазом чужаке. Но успокоиться она так и не смогла – знала, что вновь и вновь будет думать о нем.
И тут в голове у нее словно кто-то пробормотал: «Было бы неплохо, если бы он сейчас думал о тебе».
С каждым шагом, отдалявшим его от Элис, Саймон все больше злился на себя. Ему не стоило вмешиваться в историю с констеблями. Следовало просто наблюдать, собирать информацию и держаться в стороне – ни в коем случае не привлекать к себе внимание. Ведь главное сейчас – побольше узнать о происходившем на шахте.
Но он поддался порыву. Оба шахтера преждевременно состарились, и их серая кожа покрылась морщинами. В чем бы ни обвинял их закон – не стоило швырять их как мешки с мукой. Жизнь и так их помяла. И все же ему следовало сдержаться. Конечно, он спас шахтеров от возможных побоев, но зато добился того, что его, Саймона, заметили.
Марко всегда удерживал его от таких поступков, но он иногда поддавался благородным порывам защитить слабых. Что ж, Марко-то легко оставаться неприметным… Много лет прослуживший в английской разведке, он мог выскользнуть угрем из любой ситуации. Он-то уж не привлечет к себе внимания.
И Саймон решил, что будет держаться в стороне, дабы ничем не выделяться. Только так он сможет узнать все, что следовало узнать.
И Элис Карр постоянно присутствовала в его мыслях, и это ситуацию не облегчало. Он не мог забыть ее острый язычок, язвительный ум и пылавшие яростью серовато-зеленые глаза. А ведь самая большая ошибка – увлечься женщиной во время выполнения задания. Ему следовало избегать ее. Но дело в том, что Элис – один из основных источников информации. Она могла быть и таинственным автором письма, хотя вряд ли дробильщицам доступна такая роскошь, как пишущая машинка. Да и речь не совсем соответствовала тону письма.
Но стычка с констеблями их сблизила, и она могла стать сильным союзником.
Саймон последовал за Эдгаром в дом, где ему предстояло жить несколько недель. Конечно же, никто не знал, что его пребывание в Корнуолле – временное.
– Вот и наш господский особняк, – пошутил Эдгар, обводя рукой помещение.
– Очень напоминает дворец Малвала, – отметил Саймон.
– Уверен, что так и есть, – хмыкнул Эдгар. – Хотя никогда не слышал об этом месте.
Два ряда деревянных топчанов стояли по всей длине комнаты. Грубые шерстяные одеяла накрывали тюфяки из конского волоса. Между топчанами почти не было свободного места – так велико было стремление хозяев втиснуть сюда как можно больше жильцов.
Половицы же были голые, а белую штукатурку стен покрывали грязь и копоть. Посреди комнаты горела единственная плита, на которой стоял помятый чайник. С открытых потолочных балок свисало нижнее белье, а также рубашки, в полумраке походившие на призраков.
Саймон словно вернулся на пятнадцать лет назад. Сходство с армейскими бараками было удивительным.
Жившие здесь мужчины сидели на топчанах или же стояли, прислонившись
