можно было бы ожидать в традиционном сообществе, но посредством более авторитетной печатной продукции.
В работе «Другие пространства» Мишель Фуко писал, что «в наши дни19 нас беспокоит скорее вопрос пространства, чем вопрос времени; время, вероятно, предстает всего лишь как одна из разновидностей возможного взаимодействия между перераспределяющимися в пространстве элементами» (Фуко, 2006:193). Оставляя в стороне принципиальный вопрос о большей или меньшей значимости пространства и времени в конституировании социальной реальности, можно уверенно сказать, что в случае деревни «игры со временем» оказываются вовлеченными, значимыми элементами производства специфического сельского пространства.
Тема пространства для определения деревни и дистанцирования ее от города также чрезвычайна важна. При этом, как оказалось, она более сложна для рефлексии. Ее замечают и о ней говорят, как правило, лишь в ситуации «поломок». Оттого деревенские нарративы о пространстве связаны, скорее, с «проблематичным» городом, но отнюдь не со знакомой и обжитой деревней. Например, с нами достаточно регулярно делились воспоминаниями о том, как кто-то когда-то заблудился в городе или пересказывали чувства собственной неуверенности и некомфортности от городских масштабов и так далее. Итак, специфика в организации деревенского пространства менее проговариваема, но в то же время она замечаема, ее возможно реконструировать не только из нарративов, но и из наблюдений. При этом пространственные отличия также востребуются в «производстве» сельскости.
Спецификация деревенского пространства прежде всего связана с особенностями его структурирования (как внешнего, «глобального», так и внутреннего, в пределах самой деревни). Внешнее структурирование, даже можно сказать центрирование пространства идет с обязательным привлечением города. Город выступает в качестве центра, в то время как деревня окраинна, периферийна.
Город – это центр, куда съезжается много людей из провинции, чтобы прожить счастливо и богато, но не у всех это получается (…) Как было сказано выше, город – это вечный драйв и это моя стихия. Поэтому я уверен, что большинство моих современников уедут из этой глуши в центр, в города.
Деревня не просто находится в некотором отдалении от «центра»города. Такая пространственная позиция понижает ее статус, низводит до «задворок», «глуши». Наверное, ныне в принципе невозможно говорить об организации и видении пространства с участием равностатусных и оттого равноудаленных, не центрированных объектов. Я полагаю, позиционирование себя в качестве окраины включает компенсационный механизм, который во многом и порождает особые экзотизированные само-характеристики.
Структурирование внутреннего пространства деревни тоже имеет свои особенности. В «домашнем мире»20
А это, между прочим, 70-е годы прошлого столетия.
Л.Болтански и Л.Тевено выделяют ряд фреймов или «миров», которые задают рамки интерпретации ситуаций. Один из центральных «миров» – «домашний мир»: «В домашнем мире ценность людей зависит от иерархии доверия, основанной на цепочке личных зависимостей» (Болтански, Тевено, 2000:77).
