и есть стена…и т.д., и т.д. …
Разумеется, я не пробью такой стены лбом, если и в самом деле сил не будет пробить, но я и не примирюсь с ней потому только, что у меня каменная стена и у меня сил не хватило»56.
И хотя прямо Достоевский термин «общественная стена» не употребляет, тем не менее, он о ней говорит постоянно, упоминая о «привычках», «нормах» и «системах». Получается, что человек Достоевского «зажат» между этими стенами, словно в проулке, а сам этот проулок и есть его жизнь, его жизненные возможности, наконец, и сама возможность начхать на эти стены.
Пусть «по бокам» проулка – стены. Но сам-то проулок есть. Он существует. И свидетельством этого существования является сам человек, «человек волящий». Человек – это своеобразный зазор бытия, некоторая неопределённость. Зачем он пришёл в этот мир, если кругом – стены. Чтобы мучиться этим проклятым вопросом? Чтобы жить без целепознаваемых «начала» и «конца», чтобы, наконец, «плюнуть» на всё и просто плыть по течению?
«…дойти путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительных заключений на вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене как будто чем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности очевидно, что вовсе не виноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща зубами, сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться выходит тебе не на кого; что предмета не находится, а, может быть, и никогда не найдется, что тут подмен, подтасовка, шулерство, что тут просто бурда…»57
Но бытие словно дразнит человека, давая ему понять, что плыть по течению не получится. Почему, спросим мы. Потому, говорит Достоевский, что:
«…несмотря на все эти неизвестности и подтасовки, у вас всё-таки болит, и чем больше вам неизвестно, тем больше болит»58.
Значит, всё-таки «внутри» человека есть что-то такое, что делает его «вне» стен и «вне» всяких «дважды два – четыре». Значит, человек это такая же загадка, как и сам этот мир. И можно вслед за Лейбницем, задавшим вопрос: «почему мир есть, а ни его нет?», переформулировать его в отношении человека «почему человек есть, а ни его нет?». Достоевский прекрасно отдавал себе отчёт во всей сложности этого вопроса. Возможно, именно он и не давал ему покоя. Ведь только в тех вопросах и стоящих за ними (проблемах) мы продвигаемся вперед, которые не дают нам покоя ни днём, ни ночью, ни во сне, ни наяву. Думаю, что именно воля человека, в представлении Фёдора Михайловича, его «хотение», словно пружина, заключённая в нём, двигает его между стен всё дальше и дальше, к тому, чтобы, наконец, избыть эту боль – боль познания, боль избавления от неизвестного и невозможного. Позднее, её назовут «витальной» или на иной манер – «жизненной силой».
Именно в силе воли человеку «протягивается подсказка» его жизни. В этой воле Достоевский видит и ответ на «проклятый вопрос» – зачем человек? Эта сила пробивает своей энергией всё: рассудок, разум, нормы, принципы, системы:
«…именно
Достоевский Ф.М., Записки из подполья, Т. IV, С. 587–588.
Достоевский Ф.М., Записки из подполья, Т. IV, С. 588.
Достоевский Ф.М., Записки из подполья, Т. IV, С. 588.
