их растерянность, военные заулыбались, но потом пожалели поэтов.
– Нечего тут стоять, – сказал тот, кого назвали Шагалом. – Того и гляди, укры опять накроют. Пойдёмте в блиндаж.
– А они точно наши? – вмешался худощавый, смуглый и кудрявый воин. – Не было тут артистов.
– Как это не было? – возмутился четвёртый, точнее, четвёртая. Только по голосу Квентин понял, что перед ними женщина в военной одежде. – Я слышала, в Новотарасовку из филармонии приезжали.
– Так и знал, что они из фиралмонии! – воскликнул тот, чтобы был в платке.
– Где Новотарасовка, а где мы стоим? – не сдавался кудрявый.
– Что ж ты, Пушкин, подозрительный такой? – нахмурилась женщина. – Были в Новотарасовке. Это точно – точнее не бывает. Сам директор филармонии… Сам Сан Саныч Двойницкий группу привозил. Пел ещё «Что ты знаешь о солнце, если в шахте ты не был…»
– Я всё знаю, я двенадцать лет ГРОЗом[14] отпахал, – твёрдо заявил Пушкин.
– Не о тебе речь. Это песня такая.
– Знаю, не дурак.
– Вот и помолчи, если умный…
– Кончайте болтать, – резко бросил Шагал, оглядываясь по сторонам. – Быстро в укрытие. И вы, артисты, тоже!
Они побежали. Впереди пятеро военных, возглавляемые Пушкиным. Потом Квентин с Ансельмом. Замыкал колонну Шагал.
– Под ноги смотреть, артисты! – покрикивал он. – Ступайте в след моих пацанов!
Кого он имел в виду, Квентин не понял, но на всякий случай старался наступать на рифлёный отпечаток подошвы бегущего перед ним.
Укрытие обнаружилось шагов через пятьсот. Приземистый дом со стенами, обложенными мешками с землёй, а сверху накрытый сеткой с нашитыми зелёными и бурыми лоскутами. Маленький отряд нырнул внутрь. Там оказалось на удивление уютно. жарко натопленная печь исходила теплом. Вдоль стен стояли деревянные настилы с матрасами и одеялами. В котле, стоявшем на печке, булькало варево, испуская аромат, от которого рот Квентина наполнился слюной.
– Садитесь, артисты! – махнул рукой Шагал. И скомандовал. – Ворон, Шахтёр и Узбек – в охранение! Остальным отдыхать.
Сам, пододвинув ногой деревянный ящик, уселся напротив Ансельма и Квентина.
– Меня почему Шагалом зовут? Ни в жизнь не догадаетесь. Я до войны художником был. На бульваре Пушкина картины продавал…
– У него свой бульвар? – покосился Ансельм на смуглого.
– Вот чудаки! – расхохотался командир. – Нет, вас точно контузило не по-детски! Слышь, Кошка! Что ты там говорила про артистов?
Женщина в военной форме, уже пододвинувшая к себе большую зелёную сумку с красным крестом в белом кружке на боку, подняла голову.
– Да то и говорила. Сан Саныч артистов привозил. Сам пел. С ним певцы приехали, тоже пели. Я слышала, один из них как раз с гитарой был.
– Так чего ж они их бросили?
