повернулась к нему.
– Ну, шо, Колян? Я ж тебе говорила, шо никого на пляже не будет. Шо они враги себе, шо б после вчерашнего морские ванны здесь принимать? Блин, бензин только зря пожгли. А этот, – она коротко хохотнула, кивая головой в сторону Караваева, – этот видать с Луны свалился.
– Так поехали на аллею. Хрена ж здесь торчать? – грубо бросил водитель.
Цыганка медлила, раздумчиво качнула головой.
– Погоди, Колян, дай раскумекать, не пустыми же ехать.
Ветерок донёс до Караваева сладкий запах табачного дыма. У него закружилась голова и он, краснея, обратился к водителю:
– Друг, угости сигареткой. Курить дико хочется, а купить здесь негде.
Парень ногтем «выстрелил» недокуренную сигарету к его ногам, ощерившись, прогнусавил:
– Докури, лошок, но учти, что у меня СПИД. Знаешь, что это такое?
Совсем не ожидавший такого обхождения Караваев обиделся.
– Зачем же так, парень? Я вроде к тебе по-человечески, как мужик к мужику, как курильщик к курильщику, а ты хамить. Ты, видать, в армии не служил, и родители тебя не пороли, когда поперёк лавки лежал, а надо было бы, – сказал он.
– Чё ты сказал, козёл старый? Ты, чё гонишь, сохатый? – озлился водитель, оскаливаясь и приподнимаясь в кресле. – Может тебе ещё и «косячок» забить? Или харю тебе надрать? Надрать тебе харю, обмылок?
Караваев укоризненно покачал головой и взялся за ручку чемодана.
– Пойду я, золотые вы мои. Прощайте. Консенсуса, чувствую, у нас не предвидится.
Цыганка остановила его, придержав за руку, строго прикрикнув на водителя:
– Ну, шо ты опять, Колян? Понесло? Шо ты волну гонишь? Сейчас спугнёшь хорошего, доброго человека. Одного единственного лошка́ на этом пляже. Метлу-то придержи, неврастеник.
– Заткнись, кротиное отродье! – заорала она на ребёнка, который проснулся и захныкал.
Ребёнок смолк, закрыл глаза и обиженно зачмокал пустышкой. Водитель засопел обиженно, но возражать не стал. Снова закурив, он прибавил до максимума звук в радиоприёмнике. Мощные динамики выплюнули хриплый голос: «Гоп-стоп, – мы подошли из-за угла, гоп-стоп, – ты много на себя взяла…»
– Да сделай же потише, придурок! – прошипела цыганка и водитель, нехотя, убавил звук, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. А цыганка отпустила руку Караваева, не сводя глаз с его лица, сказала:
– Дядечка, ты не Коляна не обижайся, он маленько с прибабахом, с головой не всегда дружит. В яме у чеченов просидел целый год. Как думаешь, добавляет здоровья такой дом отдыха?
Караваев ещё обижался, но после этих слов цыганки обида прошла. Он с жалостью посмотрел на задремавшего водителя и уже спокойным тоном сказал:
– Да, ладно. Чего уж там.
Цыганка подошла к нему вплотную и, буравя глазами, заговорила жалобно-просительным тоном, но ему казалось, что глаза её смеются:
– Подмогни,
