лошадь), когда дверь кухни отворилась и в холл поспешно вышла кухонная девушка, самая младшая из домашней прислуги; держа в руке какую-то записку, она направилась было к лестнице, но при виде господина вздрогнула и повернула назад, словно пытаясь спрятаться в кухне. Если бы не это виноватое движение, мистер Гибсон, никогда не отличавшийся подозрительностью, не обратил бы на нее никакого внимания. Теперь же он стремительно шагнул вперед, открыл кухонную дверь и позвал: «Бетайя!» – так резко, что она не замедлила подойти.
– Дай мне эту записку, – сказал он.
– Это для мисс Молли, – пролепетала девушка.
– Дай ее мне, – повторил он еще повелительнее, чем прежде.
– Он сказал мне, чтобы я отдала ей в собственные руки, и я пообещала.
– Кухарка, пойдите и отыщите мисс Молли. Скажите, чтобы она пришла сюда сейчас же.
Он не спускал глаз с Бетайи. Пытаться убежать нечего было и думать. Она могла бы бросить записку в огонь, но на это ей не хватало присутствия духа. Девушка стояла не двигаясь и только отводила глаза в сторону, чтобы не встречаться взглядом с хозяином.
– Молли, дорогая.
– Папа, я не знала, что ты дома, – сказала невинная, недоумевающая Молли.
– Бетайя, исполни свое обещание. Вот мисс Молли, отдай ей записку.
– Ей-богу, мисс, я ничего не могла поделать.
Молли взяла записку, но прежде, чем успела развернуть ее, отец сказал:
– Довольно, дорогая, – тебе не надо ее читать. Дай ее мне. Скажи тем, кто тебя послал, Бетайя, что все письма для мисс Молли должны проходить через мои руки. А ты ступай, гусенок, возвращайся к своим делам.
– Папа, я обязательно заставлю тебя сказать, кто мне написал.
– Потом поглядим.
С некоторой неохотой и неудовлетворенным любопытством она отправилась наверх, к мисс Эйр, которая все еще оставалась ее дневной компаньонкой, хотя теперь уже не гувернанткой.
Мистер Гибсон свернул в пустую столовую, закрыл за собой дверь, сломал печать на записке и начал читать. Это было пылкое любовное послание от мистера Кокса, который объявлял, что не в силах более видеть ее день за днем и не сказать ей о страсти, которую она ему внушает, – «страсти навек», как он выразился, что заставило мистера Гибсона, читая, тихо рассмеяться. Не посмотрит ли она на него с добротой? Не подумает ли она о нем, который думает только о ней? И так далее, с очень уместной примесью страстных комплиментов ее красоте. Она не бледная – она светящаяся, ее глаза – путеводные звезды, ее ямочки – следы купидонова пальца и т. д.
Мистер Гибсон кончил читать и задумался. «Кто бы мог предположить, что этот юнец так поэтичен? Ну да, конечно же, в приемной на полке стоит Шекспир. Заберу его оттуда, а вместо него поставлю Джонсонов словарь. Должен сказать, одно утешение – ее несомненная полнейшая невинность,
