как бы там ни было, сейчас Вальдман был абсолютно уверен, что до ночи ему можно спокойно поспать, и что через неделю ему точно будет чем занять себя.
А утром затянутся его последние раны….
***
Сплошное белёсое небо молочной пеной растянулось над мрачными холмами и низвергало вниз на землю такой яростный ливень, что его капли могли бы сшибать пролетающих мимо птиц. Видимость вокруг становилась очень смутной, будто свет, собираясь в глазах, не отражал картину мира, но лишь издавал вместо этого печальный «бульк».
Даже самое лёгкое дуновение ветра сейчас наполняло воздух собачьим холодом. Такой дождь каждый раз начисто смывает желание жить.
Вальдману сейчас как никогда хотелось сидеть у тёплого камина в бревенчатой таверне на пропахшем пивом кресле. А не идти по широкому тракту, разбрасывая в стороны комья грязи и издавая смешные хлюпающие звуки, открыто заявляющие, что любому, кто их издаёт, явно не до смеха.
Это хорошо, что верберды мало подвержены болезням и ядам. Иначе воспаление лёгких и гайморит были бы неотъемлемым спутником всей его, Вальдмана, оставшейся жизни, которую он даже прекратить бы по своей воле не смог. Однако холод, косой дождь и ветер прямо в лицо оборотни и не оборотни чувствуют на себе очень хорошо.
Настроение у Вальдмана было поганое: хоть теперь дела с жаждой и были улажены, однако сам стрелок считал, что пиво всё же будет предпочтительнее воды. И голод, конечно же, всё ещё оставался вечным спутником холода. Вальдман думал о том, что можно вечно держаться на собственной живучести, но никто не гарантирует, что при этом не будешь ничего чувствовать.
В такие минуты даже вкус тухлой солонины покажется изысканным и утончённым, а «пушистый» хлеб достойным королевской кухни.
Вчера вечером, пока стрелок держал сюда свой путь, его хотели убить, не просто ограбить, а именно убить. Глупости, конечно, особенно, если исполнители предварительно прячутся в канаве на обочине, а затем бросаются в цель серебряными вилками, но тут ошибки быть не могло. Ведь в конце концов, потом они повыхватывали уже стальные ножи.
Видимо, цена всё ещё росла, вот ребята и решили попытать удачу. Правда, добыть трофей им не удалось, Вальдман обогатился ещё на десяток кровавых талеров, но что-то ему подсказывало, что теперь таких дурачков будет много.
И сейчас ему чертовски хотелось курить.
Ветер немного поутих, и теперь капли дождя ритмично барабанили о поля капеллины, как армия полоумных стальных кузнечиков. Наконец Вальдман наконец смог разглядеть на пути зачумлённый постоялый двор, окружённый для вида крохотным плетнём. Двор ничем не примечательный, кроме того, что именно он оставался последним приютом на Железном Тракте перед Каценбергом, единственным городом, заложенным в горах.
«Приют Дурака» возник сам по себе, уже никто не помнил, как давно, и получал свой небольшой доход от солдат
