ее внутренние мышцы, а ее гортанный стон протек такой огненной рекой вдоль позвоночника, что у меня в башке совсем помутилось, соображать, тормозить чем не осталось совершенно.
Стиснул девичьи бедра, замолотил, как с цепи сорвавшись, как, сука, последний в жизни раз, рыча, вгоняя себя со всей дури, упиваясь бушующим внутри пламенем похоти, пошлой музыкой влажных шлепков и стонов. Долбил и долбил, становясь все более безумным от запредельных ощущений.
Дергал тяжелой от похоти башкой, стряхивая жгучий пот, потому что не мог перестать смотреть на изогнувшееся передо мной и открытое для всей ярости страсти женское тело. На свой мокрый член, жестким поршнем врывающийся в, казалось бы, трепетную сочно-розовую мягкость, и крышняк косило все сильнее от дикой иррациональности и самого происходящего, и от ощущений. Всё, что раньше знал-воспринимал, как покорно принимающее мягко-сладкое, само женское естество, сейчас ощущалось жадно-требовательным, вбирающим в себя не только то, что я хочу и могу дать, а словно бескомпромиссно отбирая ровно столько, сколько нужно ей. Будто молочу тут как озверелый, но по факту как раз я тот, кого берут. А меня до такой немыслимой, неизведанной прежде силы от этого почти вымогательства сексуального, потребления практически вштырило, что умирал от усилий тормозить лавину прущей наружу эйфории, но держался, потому что без ее оргазма, без какого-то, сука, сигнала, что княжна свое взяла, она не будет полной.
Что-то громко треснуло, походу один из поддонов лежанки, моя княжна рванулась вперед, зайдясь в рваном стоне, срываясь с члена, и я сам захрипел, улетая наконец и заливая белесыми лентами спермы ее ягодицы и бедра, кайфуя от волн дрожи, что раз за разом пробегали по обманчиво хрупкому телу подо мной.
Всего трясло и от изнеможения, и от хлещущих вдогонку остаточных всполохов кайфа, и я, не удержавшись, повалился на княжну сверху, накрывая собой и желая утонуть в жарком аромате ее разгоряченного тела, ощутить, как и ее медленно отпускает пережитое только что невозможное просто безумие, догнаться этим, поделившись своим. Но только опустился и тут же взлетел в воздух и охрененно больно из-за полной расслабухи грохнулся набок в дальнем углу у самого душа.
– О-о-ох… твою же ж! – прошипел, промаргиваясь от замельтешивших перед глазами искр. – За что?
Такое чувство, что моя княжна отряхнулась или слегка взбрыкнула, а меня и унесло. Чокнуться можно, силищи в ней! Точно поломала бы всего, стисни в порыве страсти.
– У тебя не было моего разрешения на прикосновение, человек! – она уже была на ногах и смотрела на меня своими невозможными глазами, походу, в самом настоящем гневе. – И не будет, понятно?!
Несколько секунд мне казалось, что она и правда сейчас сделает то, что обещала – подойдет и убьет меня к чертям. Но вместо этого княжна спрыгнула с поломанной ею лежанки, рыкнула, тряхнув головой в явной досаде и растерянности, словно сама с себя офигевала, подхватила то, что осталось от ее платья,
