левую руку. Алкеста поднимает брови.
– Не стоит, хозяйка, с оплатой. Монеты мне не нужны. Мне нужна свобода. Ради свободы я готов на всё.
Хмурый Лай уходит к конюшням, там у стойл отбирает троих мужей, и они вчетвером седлают лошадей. В руках у каждого из рабов по три заготовленных неподожжённых факела. Лай берёт с собой огниво и кувшин с маслом. Четыре тени покидают поместье Менесфея.
Алкеста обращается к оставшимся рабам:
– Выставьте столы во внутреннем дворе. На них расставьте посуду. Двух барашков держите горячими. Как вернутся наши, меня позовите.
Хозяйка поместья поднимается по лестнице с серебряным канфаром. Половицы под её ногами не скрипят.
В середине ночи Алкесту вежливо будят две служанки.
– Вернулись? – Алкеста вскакивает, так, словно бы и не спала.
– Да, хозяйка, – смиренно кланяется служанка, протягивает деве гиматий, носки и сапоги.
Быстро надев на босые ноги короткие изящные сапоги, Алкеста в одном чёрном хитоне спускается по лестнице. Спускаясь, Алкеста считает собравшихся. Внизу стоят Лай и трое уехавших с ним, позади них прочие рабы. В руках Лая и мужей, отобранных им, нет факелов. Никаких следов ранений не имеется. Алкеста успокаивается, с середины лестницы спускается уже медленно. Служанка догоняет хозяйку, накидывает на её плечи гиматий.
Лай улыбается, оборачивается назад, обводит руками мужей.
– Никто не убежал.
Рабы улыбаются. Улыбается и хозяйка.
– Лай, скажи, у нас в доме имеется оружие? – Во дворе холодно. Алкеста с головой укутывается в гиматий.
– Как ему не быть. Имеется. Попрятали мы оружие от магистратов. Дабы они не изъяли на нужды филы синих.
Алкеста молчит, ждёт продолжения.
– Вам огласить опись военного имущества?
Алкеста кивает.
– Менесфей ждал нападения. Кого? Воров, как он мне пояснял. Но не воров боялся Менесфей. Буле каждый день проклинал на закате. Заготовил хозяин, простите, бывший хозяин дротики, пращи и камни, копья и кинжалы, пару луков и две сотни стрел тростниковых к ним. Нас заставлял с оружием регулярно после трудных работ упражняться. Лично Менесфей надзирал те упражнения. Наказывал строго за нерадение. Часто мокрыми розгами лично порол за конюшней. Мне тоже иной раз доставалось. Приговаривал при наказании: «Оружие – это свобода». Обучены мы не хуже лёгкой застрельной пехоты.
– Нападение произошло? – интересуется Алкеста.
– На моей памяти ни единого раза. – Лай недоумевающе смотрит на столы и посуду, но вопросов не задаёт.
– Пехота моя застрельная! Достаньте оружие, что попрятали, и упражняйтесь как раньше. Лук один отдайте мне. Кто был лучшим из вас по части лука?
Лай кивает кому-то позади Алкесты.
– Я лучшая с луком, дорогая хозяйка.
