до утра, а во время завтрака Александр Антонович предложил Кольке, – как закончишь школу, приезжай ко мне. Устрою в пограничное училище.
У того радостно загорелись глаза, но отец нахмурившись сказал, – я, Ляксандр, вашей власти не служил, и он не будет. Такое мое слово.
За столом возникло тягостное молчание, а Николай, с закипающими слезами на глазах, вскочил и умчался через сад в степь, откуда показался край солнца. Потом за воротами просигналила машина. Александр Антонович распрощался с родней, оставив адрес, и «эмка» выехав с улицы на грейдер, покатила в направлении Сталино.
«Да, Левка, так и остался ты чуждым элементом» – думал, покачиваясь на заднем сидении Александр Антонович «Вроде и рабочий, а натура кулацкая».
Разлад у братьев случился давно, еще в Могилевской губернии, где они раньше проживали. Вернувшись с Империалистической, в революции Левка не участвовал, и с головой ушел в хозяйство. Александр же вступил в Красную Армию, а после Гражданской войны стал в их уезде* начальником ЧК.
Когда началась продразверстка*, у старшего брата в числе других, власть стала отбирать излишки зерна и живность. Он обратился за помощью к младшему, но получил отказ. В результате Левка уехал на заработки в Донбасс, где и остался. С тех пор, до сегодняшнего дня, братья больше не встречались.
…Домой Колька вернулся только к вечеру, от ужина отказался и ушел спать в сад.
– Ты глядзи, якой обидчивый, – хмыкнул отец. – Ладно. И на следующий день определил его коногоном на шахту, где работал сам.
– Семилетку закончил и будя. Пора самому зарабатывать на хлеб.
Через пару дней, закончив учпункт*, Колька впервые спускался с начальником коногонов по фамилии Чугай, под землю. Был в новенькой брезентовой робе, резиновых сапогах, фибровой каске на голове и с шахтерской лампой в руке, заправленной бензином.
Подойдя к высокому копру (под крышей чирикали воробьи) вошли внутрь, оказавшись перед вертикальным стволом, уходящим на глубину в две сотни метров. Там стоял десятков горняков в таких же, но замызганных, робах. Некоторые с обушками* на плечах.
– Ну, шо пацан, загнал батька в шахту? Чтоб жизнь раем не казалась, – хлопнул по плечу один. Остальные загоготали.
– Колька нахмурившись, промолчал. Себе дороже.
Вскоре снизу пришла клеть, остановилась. Стволовой открыл дверцы, вошли внутрь. Закрыл. Трижды звякнул сигнал, клеть чуть приподнялась и полетела вниз. Закрываясь от летящих сверху брызг, втянули головы в плечи. В неверном свете ламп и гуле вентиляции, перед глазами мелькали металлические балки и слезящаяся водой бетонная армировка ствола, приемные площадки верхних горизонтов*
Через несколько минут падение замедлилось, клеть плавно остановилась. Открыв дверцы, вышли в околоствольном дворе. Мелькая огоньками во тьме, спутники исчезли в коренном штреке, Чугай сказал Кольке, – топай за мной. Свернули в капитальную боковую выработку с редкими светильниками на стенах.
Вскоре оказались в просторном, тоже освещенном бетонном помещении, с деревянными отсеками
