помо-о-ли-мся»! – гудел на всю церковь бас священника. Помолимся. И отправимся изгонять бесов – захватчиков и предателей, терзающих многострадальную Валахию. Очистим родину от скверны. И да не дрогнет рука карающая.
В чужих краях, в иных пределах
Влад Цепеш несся в облаке снежной пыли, зажав мертвой хваткой меч. Конские копыта глухо ударялись о промерзшую землю, морозный воздух обжигал щеки. Черные ветви деревьев, едва прикрытые лохмотьями снега, изгибались, словно руки, воздетые в мольбе. Сзади доносился приглушенный шум битвы – лязганье оружия, крики, ругательства, конское отчаянное ржание. На кровавом снегу валялись измятые, затоптанные штандарты. Долина была усеяна мертвыми и умирающими. Где турки, где валахи? Поди-ка разбери! Мертвых было больше, чем живых. Битва, похоже, близилась к концу… но еще только близилась.
Прямо на Влада с воплями летели пять человек, размахивая оружием. Соотечественники, а стало быть, изменники. В груди князя набухал комок гнева. Хорошо! Нахлынуло знакомое бешенство боя. Противники с криками сшиблись – на Цепеша посыпались удары, но они не достигали цели, встречая отпор его меча. Сейчас у него был словно не один меч, а три, пять, множество! Волосы, мокрые от пота, липли под шлемом к голове. Вот один из нападавших с воплем упал на землю – хорошо! Но дикая боль уже пронзила правую руку; князь глухо вскрикнул и пошатнулся в седле. Враги сразу же воспользовались преимуществом и обрушили на него град ударов. «Какое красное небо… и снег… почему?» – промелькнуло в голове. Хотел выкрикнуть напоследок проклятие предателям, но из горла вырвался только хрип. Что-то теплое, соленое потекло по подбородку. Мир закачался, закрутился… и исчез.
Дальше настало марево. Искрящееся рдяное марево с островками просветлений, во время которых он открывал глаза, видел над своим ложем какие-то фигуры и даже пытался разобрать, что они говорят, но всё смывала новая волна багрового тумана, где тонули все и всяческие очертания. Погружаясь на дно тумана, он наблюдал сцены, в которых прошлое мешалось с небывалым. То плясали там с лихим гиканьем его воины, подхватив под бока красоток – праздновалось возвращение с победой, но какой и над кем, он забыл. То они с венгерским королём Матьяшем и с тянущимся за ними хвостом почтительной свиты шли по берегу пруда, чинно обсуждая итоги крестового похода на Стамбул и отмахиваясь от красных рыбок, которые вились в воздухе вокруг; всё тело горело, хотелось прямо в одежде прыгнуть в воду, но нельзя было нарушить дипломатические приличия. То окружал его погожий летний день, полный расслабляющего зноя, и солнце заполняло небо, и гигантские красные цветы среди зелени склоняли свои пышные головки, но всё это было настолько пропитано ядом тоски и безысходности, что он отчётливо понял, где на сей раз оказался: при дворе султана. И ему снова тринадцать лет. А оттуда цепочка то ли намёков, то ли образов неотвратимо вела в походную палатку полководца, где он стоял перед своим отцом, тоже Владом, и легче было бы опустить голову, чтобы, по крайней мере, не смотреть, как шевелятся
