зливал душу своему собеседнику Карп Палыч. Он отпил еще глоток кофе из маленькой голубой чашки и вздохнул.
Рядом, в плетеном кресле расположился худой рыжебородый священник, который внимал Карпу, прикрыв глаза и подставив солнцу узкое лицо. Слушал он молча, но после этаких слов, нахмурил бровь и произнес:
– Амвросий Оптинский говорит: «Печаль, по духовным причинам бывающую, апостол называет полезной весьма: „печаль, яже по Бозе, – говорит он, – покаяние не раскаянно во спасение соделовает“…..Печаль же, по мирским причинам бывающая, весьма вредна. Она, по слову апостола, смерть соделовает не только душевную, но и телесную…»
Карп хрюкнул в чашку и жалобно закашлялся. Поп замолк, открыл глаза, быстро перегнулся через подлокотник и несколько раз стукнул друга по спине белой ладонью.
– Вот меня Господь и наказал! – отдышавшись, проговорил Карп Палыч. – Я все страдал, что городок у нас больно уж тихий и смирный. За год, бывало, ничего не произойдет…. Такая уж тоска смертная! Вот я и получил теперь!! Как в страшном фильме – убийство, кража, привидения с призраками…. И все в моем доме!!!!
Пухлые губы Карпа Палыча подозрительно задрожали, а круглые очки чуть запотели. Отец Косьма опять откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза:
– Принимай испытания со смирением. Господь все управит! А привидения с призраками – бесовщина…. Как только полиция дела свои закончит, так дом твой заново освятим, всё и пропадёт…
– Спасибо тебе! – отирая блестящий лоб платком, прочувствованно проговорил Карп. – Один ты у меня…
Из-за угла старинной постройки серого камня вышла женщина лет шестидесяти, с небольшим, и направилась к разговаривающим. Она была невысокой, плотной, по-деревенски неторопливой. Наряд ее соответствовал напряженной обстановке на Нижней улице города Скучного. Поверх темно-серого платья был надет черный бархатный жилет, под цвет платка. В руках женщина несла пластмассовое зеленое ведро и кучу тряпья.
Подойдя к сидящим на открытой веранде мужчинам, она степенно поздоровалась и спросила:
– Ну что, полиция уехала?? Можно уже мыть?
Карп Палыч болезненно сморщился, вскочил со стула и торопливо ушел в сторону низкой каменной арки в левом крыле дома.
– Мой уже! – махнул рукой отец Косьма, проводив взглядом хозяина.
Женщина повернулась было к входной двери, но её остановил вкрадчивый голос священника:
– Александра!! Ну-ка подожди!
– Ну…. – Александра скосила глаза на попа, взгляд ее стал настороженным.
– Племянник твой как себя чувствует? Здоров?
– Здоров, батюшка, всё слава Богу…
– А в Москве какие новости?
– Ну…. какие…? Кто эту Москву разберет. То дожди, то правительство. Да я с племянником еще и не разговаривала совсем.
– Как это? – поднял бровь отец Косьма. – Он уж четвертый день у тебя гостит.
– Мало ли что, четвертый день…. Как с вокзала пришел, в баню сходил, так и упал спать. Все и храпит, как самосвал. Встанет, водички выпьет, пирожок надкусит, и опять на бок.
– Ого! Силен!
– Силен, батюшка… Вчера вечером проснулся, водички опять чуть выпил, подошел к окну и спрашивает: «А что, тетушка, девки у вас в городе есть?» Ну, я перекрестилась, и говорю: «Милый мой, вмиг сыщу! Да смотря на что тебе девки. Книжки с ними читать будешь?» Молчит. Я оглядываюсь – а он уж опять на кровать упал и спит…
Отец Косьма в задумчивости наматывал конец бороды на палец. Потом прищурил хитрый водянистый глаз:
– Ты рассказывала, он у тебя в полиции служит?
Александра сухо собрала губы в розочку и решительно повернулась к двери.
– Постой! – приподнялся в кресле поп. – Сама видишь, что тут у нас случилось! Боюсь я, наш Толька не справится с этаким делом. Шутка ли – убийство с ограблением! А твой Данила вмиг бы сообразил – что к чему.
– Не Данила, а Даниил. – Сквозь губы процедила тетка Александра. – Это первое. А второе – пусть ребенок спит! На недельку всего выбрался! Мне сестра с Москвы звонила, Христом-Богом просила, чтобы я за ним приглядывала. Третий год без отпуска!!! Работает без графика, дома телефон гремит не переставая, пропади пропадом этот Уголовный розыск!
– Ребенок! – фыркнул батюшка. – Сколько ему – на четвертый десяток дело пошло?
Тетка Александра возмущенно поправила концы платка и вошла в дом, громко стукнув пластмассовым ведром об косяк двери.
– На все воля Божья, – спокойно пробормотал отец Косьма, усаживаясь назад в кресло.
