с вашим профессором.
– А это еще зачем?
– Может, потому что она что-то увидела, когда была на базе, Костя? – голос Петра стал язвительно-холодным. – Не догоняешь, в чем может быть дело?
Суров ненавидел, когда сокращали его имя.
– Я решу этот вопрос.
– Реши так, Костя, чтобы у нас не было проблем, понял? – и Шилов отключился.
Константин зашагал по комнате в поисках зажигалки. Он был страшно раздосадован. Еще не хватало, чтобы из-за его неосмотрительности информация о проекте стала известна одному из чужаков.
Закурив, он вышел из кабинета и направился в лабораторию, где заканчивалась его зона ответственности и начиналась территория Севастьянова и его коллег. Здесь была такая степень защиты, что можно было ослепнуть. Затушив сигарету, Константин надел экранирующую одежду и преодолел несколько «линий света», чтобы найти Севастьянова.
Совсем скоро они оказались на вертолетной площадке. Константин снова курил, наблюдая, как садится солнце, зажигая над степью оранжевый туман. Ему не хотелось думать, что в отношении Черниковой придется принимать какое-то решение. Если она знает то, что знать не должна – решение будет плохим. Очень.
Когда они прибыли в Васильевскую, уже стемнело и были включены фонари. Спустившись в бывшее бомбоубежище, душное, как закупоренная банка, Суров ощутил неприятное предвкушение.
Эля сидела за столом с чертовой шитой раной на лбу, со ссадинами на губах и щеке, с грубо зачесанным светлым хвостом, таким небрежным, будто она только что проснулась. Одета в военный комбинезон с мальчишеского плеча.
У Сурова потеплело где-то внутри – неясно, с какого перепугу. Краска бросилась в лицо, и он вдруг смутился, ощущая себя полным идиотом.
Он даже не сразу заметил главного врача госпиталя, которая разглядывала пришедших с надменным лицом, будто их визит отнимал слишком много ее времени. Поджарая, с короткой стрижкой, тонкими недовольно изогнутыми губами и цепким, по-мужски открытым взглядом, она побуждала Сурова искать причины выдворить ее за порог.
– Подполковник Суров, – представился он.
– Рада, что вы прибыли лично, – женщина поднялась из-за стола и протянула руку: – Инна Владимировна. Рудова.
– Мне не хочется создавать вам проблемы, – Суров убедился, что ее рукопожатие было крепким, сухим и горячим. – Мы можем поговорить с девушкой наедине?
Пожалуй, он сознательно избегал называть Черникову по имени. Произнести его, поворочать во рту, выдохнуть – то же самое, что признать: Черникова Элеонора больше, чем очередная задача в перечне его дел.
– Пожалуй, сделаю еще кофе, – сказала Инна, поднимаясь.
Когда она зашагала к двери, Суров отчетливо услышал биение собственного сердца. Ему показалось, что его «ПЛ1» жжет ему бедро.
– Нам пришлось пригнать сюда вертолет, – сказал он с укором, когда дверь за Рудовой закрылась. – Ты что здесь вытворяешь?
Эля метнула в него рассерженный взгляд.
Вряд
Пистолет Лебедева
