style="font-size:15px;"> Дочь приоткрыла дверь:
– Не спишь?
– Нет, фотографии смотрю. Реферат сделала. Вино опять всё выпила. Ещё вопросы есть?
– Ты чего такая злая? Я просто пришла тебе спокойной ночи пожелать, а ты… Ладно, я к себе. Можешь идти на кухню или куда там тебе нужно.
– Прости, Юль, я просто устала.
– Пить будешь меньше, тогда и уставать так не будешь.
– Сколько можно? Скажи мне, сколько можно, а? Я пью вино! Не водку, а вино. Сухое. Мне так легче. Хорошо, я алкоголик, если тебе так хочется. Только, пожалуйста, не мучай меня. Я прошу!
– Ненормальная. Мне просто хочется видеть тебя счастливой.
IV
Надя утром собралась сходить в церковь – поставить свечки. Родителям и мужу – за упокой, братьям и внучке с дочкой – за здравие. Долго решала, куда пойдёт: в ту, которая рядом с домом, или прогуляется немного. Раньше она много гуляла. Выходила, когда уже смеркалось, и шла пешком до Кремля. Замоскворечье ей очень нравилось. Маленькие, узкие улочки, небольшие дома. Мало современных, этих уродских коробок или несуразных небоскрёбов, чувствуется возраст, история. Иногда гуляла по Горького – так и не привыкла называть улицу Тверской – заходила в кафе, заказывала себе кофе и пирожное. Теперь на всё это совсем нет сил. Ходить долго тяжело.
Всё-таки решила прогуляться до Полянки. Светило солнце, почти весь снег уже сошёл. Пахло весной и чем-то свежим. Подумала, что можно ещё зайти на рыбный рынок и побаловать себя красной рыбкой, дорого, конечно, но очень захотелось чего-нибудь вкусного. Даже почувствовала вкус во рту, представила, как достаёт из духовки запечённую форель, поливает её лимоном, выкладывает на тарелку и украшает веточкой розмарина. Наливает в бокал белое вино. У неё такие чудесные бокалы. Не хрустальные, конечно, но ножки у них витиеватые и очень красивые золотые ободки. Дочь, правда, их не любит, говорит, что они пошлые и совсем не для вина. Всегда достаёт другие. Ни разу не уступила, а Надя так мечтала, чтобы они хоть раз выпили из них – её любимых.
Когда выходила из церкви споткнулась на ступеньках и упала. Разбила лицо. К ней, конечно, сразу подбежали, помогли встать, вытереть кровь, посадили на скамеечку. Подождала немного, вроде бы только рука болит и губа распухла. Встала и пошла домой.
На второй день после родов у Нади поднялась температура, грудь стала каменной и жутко болела. Сашка родилась слабенькой, постоянно засыпала во время кормления. Тогда Надя легонько постукивала пальцем по носу дочки и плакала, глядя на неё: маленькие серенькие глазки, короткие светлые реснички, почти невидимые бровки и абсолютно лысая голова, даже пушка нет. Она мечтала о сыне, считала, что мужчинам в этом мире всегда легче, чем женщинам. Называла Сашку в записках, которые передавала мужу, просто ребёнком и всегда только в мужском роде. Писала о том, что в мире ещё на одну страдалицу стало больше, что опять всё плохо, и не стоило ей рожать, только
