же не нравится! Мне это не нравится, потому что пытки противоречат всем принципам Ордена и общего права! Нема, они ведь вне закона! Сэр Конрад повесил бы любого, кто вздумал бы пытать людей, потому что это преступление. А теперь выясняется, что их применяют не где-нибудь, а в самом сердце государства.
– Пропади моя вера, да успокойся ты, – пробормотал сэр Радомир. – Мне вообще казалось, что государственные изменники лишаются всех прав.
– Изменники, признанные судом, – сказала я. – А не обвиняемые. Если Кейдлека признают виновным, тогда пожалуйста. Можете отрезать ему по очереди все пальцы. Но существует определенная процедура. Год назад Вонвальт пришел бы в ярость, узнав, что человека бросили в темницу без приговора, без защиты адвоката и без суда. А теперь это происходит почти что по его велению.
Сэр Радомир снова пожал плечами. Он был в целом порядочным и честным человеком, но я видела, что, несмотря на все его моральные устои, бывшего шерифа ничуть не возмущала мысль о том, что инакомыслящих будут пытать.
– Правосудия постоянно казнят людей без суда и адвокатской защиты.
– Правосудия сами играют роль адвокатов и судей. Для этого они и нужны. Они представляют собой всех сразу, в одном лице. Их слово равняется слову прокурора, присяжных и защиты.
– Так разве Император не является высшим Правосудием? Разве он не может просто объявить Кейдлека предателем, а затем делать с ним все, что ему заблагорассудится? В конце концов, Правосудия получают свою власть лишь по воле Императора.
Я открыла было рот, чтобы возразить, но затем тут же закрыла его. Меня только что переспорили, причем не какой-нибудь красноречивый оратор, а усталый шериф, который задавал простые вопросы. Мне словно отвесили пощечину. До сих пор я и не осознавала, насколько зазналась. Я стала считать себя умнее Брессинджера и сэра Радомира, позабыв, что они сами были опытными служителями закона. И хотя в ту секунду меня это задело, сейчас я понимаю, что меня нужно было одернуть.
– Идемте, – произнесла я, услышав в глубине дворца шаги. – Раз слуги уже проснулись, мы можем заодно допросить и их.
Сэр Радомир кивнул и не стал продолжать спор не то из великодушия, не то от усталости.
– Как пожелаешь, – сказал он, поднимаясь.
Слуги вели себя так же неучтиво, как и прошлым вечером, и мы опросили их меньше чем за час, причем каждый говорил меньше предыдущего. В последнюю очередь мы поговорили с поварихой – пухлой дамой с костлявыми пальцами, которая хлопотала на просторных кухнях дворца. Я уже давно забыла ее имя, помню лишь, как она откровенно грубила нам, и я уже готовилась отчитать ее за столь скупые и резкие ответы, как вдруг наше внимание привлек сдавленный кашель, который донесся из нижних шкафчиков.
– Клянусь пылающей задницей Казивара, Финн Беккер, если это ты, я закую тебя в кандалы! – неожиданно взревела старуха. Сэр Радомир и я даже отшатнулись от ее яростного крика, и повариха, протиснувшись мимо нас, распахнула
