ж, она передавала тебе привет.
Очень сомневаюсь. Все, что она может мне передать – это пожелание гореть в аду. После нашего последнего разговора мы ни единым словом не обмолвились, даже находясь в одном помещении. Это было давно, и я хреново те дни помню, потому что… тупо бухал несколько охрененных дней. После того, как Калинина попросила больше ей не писать и не звонить, я зависал в “Барабуле” гребаную неделю.
– Передай ей взаимный привет, – усмехаюсь.
Оборачиваюсь, потому что в отражении зеркала за своей спиной вижу Алёну.
Войдя в дверь мужского туалета, она с независимым видом осматривается, и это просто гребаная фантастика!
– Пздц… – бормочу в трубку, пораженный.
– Что? – переспрашивает мать.
– Ничего, – откашливаюсь, наблюдая за тем, как эта девица складывает на груди руки и впивается в меня глазами. – Мне идти надо.
– Ладно. Спокойной ночи.
– И тебе, – сбрасываю вызов и толкаю телефон в карман. – Ты в курсе, зачем люди в туалет ходят? – спрашиваю, развернувшись.
– Я не стеснительная, – пожимает она плечом.
– То есть, я могу помочиться? – киваю на писсуар.
– Если тебе не терпится.
Мне не терпится узнать, какого хрена ей от меня нужно.
– Я весь внимание. – Кладу на пояс руки.
Дальше случается волшебство.
Ее лицо становится напряженным, и я вопросительно выгибаю брови.
Заправив за уши волосы, прячет ладони в задние карманы своей короткой юбки. Облизнув губы, кусает их, продолжая долбить меня этим пристальным взглядом.
– Ты сейчас пытаешься передать мне телепатический сигнал? – спрашиваю сухо.
– Нет, я просто думаю…
– Думай быстрее.
– Думаю, ты правда такой мудак, или это только кажется.
– Думаю, что тебе не кажется.
– Ты… ты ее… любишь? – вдруг выпаливает она.
Вопрос заставляет лицо окаменеть.
Я пьяный, но не настолько, чтобы обсуждать с какой-то борзой телкой свои гребаные сердечные дела. В своей жизни их я вообще ни с кем никогда не обсуждал, только с бабулей школьную любовь Варю из пятого “Б”.
– Кого “ее”? – Складываю на груди руки, прекрасно понимая, что она вломилась в мужской туалет не для того, чтобы говорить о какой-то левой “ней”.
– Аню… – произносит еле слышно.
Напрягаю челюсть, давая себе минуту на раздумья.
Она нервничает, и теперь я вдруг хочу узнать, что, твою мать, происходит?!
В последний раз, когда я видел ее подругу, она боялась садиться в мою машину. Она шарахается от меня, как от паяльника. Какого хрена теперь ей от меня надо?!
Блять…
Всю душу вымотала.
– Это она тебя прислала?
– Нет…
Разочарование есть, и на вкус оно горькое.
– Че те надо? – спрашиваю жестко.
