ведущих союзных государств. Это был первый пример в большевистской советской международной практике приема, который позже станет называться в советском обиходе «демонстративной дипломатией», то есть «дипломатией, направленной не на содействие выработке добровольного принятия взаимовыгодных соглашений, а использовавшейся ради того, чтобы поставить в неловкое положение другие правительства и вызвать оппозицию среди их собственного народа» (Советские внешнеполитические документы / Под ред. Джейн Дегра. Лондон: Изд-во Оксфордского университета для Королевского института международных отношений, 1951).
Трудно поверить, что правительства союзников серьезно отнеслись к формулировкам и предложениям, изложенным в Декрете о мире. Они могли бы быть приняты только в том случае, если эти только эти правительства до такой степени находились под давлением внутренней оппозиции, что потеряли всякую независимость и политическое достоинство. С точки зрения большевиков такая ситуация могла бы стать вполне допустимой. Много раз преданные в будущем из-за своей неверной оценки реальной степени народной поддержки демократических правительств Ленин и его друзья были убеждены, что декрет приведет «либо к скорейшему миру, либо к революционной войне». На самом деле он не привел ни к тому ни к другому.
Декрет о мире был опубликован в иностранной прессе Петрограда и транслировался по радио. Его условия подробно освещались в нью-йоркских газетах утром в субботу 10 ноября. Однако он никогда не был официально доведен союзным правительствам – факт, который, конечно, представлял собой еще одну вопиющую невежливость и исключал вероятность какого-либо официального ответа. Таким образом, первоначальной реакцией западных стран на свержение Временного правительства стали тревога и возмущение, сопровождаемые немалым сомнением, что новым хозяевам российской столицы удастся удержать власть в течение хоть сколько-нибудь длительного времени. Если бы мир не находился в эпицентре великой войны, находившейся тогда в решающей стадии, если бы большевики не открыли свои внешние отношения оглашением провокационного и оскорбительного декрета, фактически объявляющего выход России из антигерманской коалиции, то западные страны, возможно, в большей степени задумались о более глубоких социальных и политических реалиях, обеспечивших успех большевиков, и рассмотрели с более широкой точки зрения политические проблемы и то, что эти проблемы им предвещали. Как бы то ни было, западные страны с самого начала стали рассматривать революцию в Петрограде в первую очередь в аспекте Первой мировой войны. В сложившихся обстоятельствах революция не могла не вызвать чувства горького негодования и отрицания во множестве западных умов, поглощенных эмоциями военного времени.
Вашингтонская пресса, опередив официальные каналы, довела до правительственных лидеров и общества столицы новости о событиях в Петрограде. Первые сообщения о перевороте в
