Как ты ушёл, залезла к Ильке на колени и сидит. Яйца высиживает.
– Яйца? – оживился старик. – Сейчас сотворю масло, соль и… И помидорчики! И сковородку.
Он зажмурился, вспоминая порядковые номера этих слов, но сотворить не успел. Илька потянулась и сладко зевнула во весь рот. "Бегемот. – мысленно добавил старик в конец списка. – Сделаю ему милые розовые ушки, как у Илечки". Потревоженная утка, возмущённо крякнув, свалилась на пол, вслед за ней посыпались яйца: шесть золотых и одно железное. И не высоко, а разбились вдребезги. Старик вздохнул, Воздух выдохнул, мама промолчала из спальни что-то про кривые руки и стеклянный детородный орган.
– Это что за аппликация? – спросила Илька. Старик, кряхтя пособирал осколки скорлупок. Золотые кинул вверх, железные бросил вниз.
– Не пропадать же добру, – сказал он, глядя, как под ногами, словно свиток его бесконечного списка дел, разворачивается суша, а над головой загораются звёзды. – Чего-то не хватает…
Он опустился на колени и достал из-под внучкиного стула самую большую золотую скорлупку.
– Теперь порядок, – сказал он, и над их головами засияло солнце.
Потрясённо замолчала мать в спальне, и остальные присоединились к ней, а Илька прокашлялась и тихо сказала:
– Я это… Не знаю, с чего и начать.
Отец и дед повернулись к ней.
– Ну, в общем, у меня будет маленький.
– Откуда? – спросил потрясённый отец.
– Ветром надуло!
– Когда? – спросил не менее потрясённый дед.
– Кажется, прямо сейчас, – ответила Илька, глядя под ноги.
И сотворила богорождённая Ильматар реки, и озёра, и моря великие, и ручейки малые…
На следующий день вся семья провожала новорожденного усатого и бородатого героя. Когда отрыдалась мать, отмолчалась бабушка, отсоветовался отец, прадед взял Вяйнемёйнена под локоть и отвёл в сторону.
– Вень, ты там это, заселяй землю поскорей, а то как-то камни поднадоели, помягче кого-нибудь хочется, поживее…
– Слышь, деда, а ничего, что это твои праправнучки будут?
– Мог бы и промолчать, всё настроение испортил! – Укко-громовержец поджал губы и, расстроенный, ушёл в свою пещеру. – Кто тебя за язык тянул? – крикнул он оттуда.
Даже если вы немного за центнер
Либретто
Училась в школе девочка Катя с красивой, почти французской, фамилией Лурье. Хоть сейчас на афишу: Катрин Лурье. Звучит? Но, кроме красивой фамилии, ничего красивого в ней не было. Может, душа… Да кто её разглядит?
Катя весила больше центнера. На короткой толстой шее, невидимой за парой подбородков, сидела голова – как груша из сырого теста с пузырями. Её голубые глаза могли быть красивыми, но в них никто не смотрел. Уже в пятнадцать лет девочка поняла, что её мечты не сбудутся. Поняла и смирилась.
Уныние и безнадёга – паршивый катализатор
