не ответила. В кухне повисла тишина. Только с улицы раздался гудок машины. Лёня дёрнулся. Вытер нос и швырнул салфетку на стол.
– Мне надо, Ника, – прорычал. – Немного. Так сразу с этого не слезают. Ты видишь, в каком я дерьме?! А будет хуже.
– Так зачем ты залез в это дерьмо?! – сорвалась я. – Зачем?! Ты разве не понимал, с кем связался?! Я же тебе говорила…
– Ты говорила! – он вдруг подскочил на ноги, заорал. Схватил меня за плечи и стал цедить слова сквозь зубы: – А ты думаешь, мне было нормально?! Я хотел вот этого всего?! Ты хотя бы раз задумывалась, сколько на меня свалилось, когда родители погибли, Ника?! Да чёрт… – оттолкнул меня, провёл по волосам рукой и зверем обернулся. – Платона хотели забрать в дом малютки, тебя – в детский. И… Дьявол, да надо было отдать вас! Устроил бы свою жизнь, а там… – не договорив, дёрнул головой.
У меня дрожали губы. Я поняла это, когда попыталась ответить. Лёня скривился, усмехнулся. Потёр шею.
– Чёрт… – едва не смахнув со стола чашку, прошипел.
– Сядь.
Он послушался. Упёр локти в колени.
– Я, как загнанный, искал работу, чтобы мне вас отдали. А потом… Потом всё пошло не так.
Думала ли я когда-нибудь в этом направлении. Да. Но… Раньше всё казалось другим. Сделала нерешительный шаг к Лёне и остановилась, наткнувшись на его колючий взгляд. Достав сигареты, он закурил.
– В этом доме не курят, – не знаю, откуда у меня взялась решимость. Я забрала у него сигарету и затушила.
– В этом доме… – с издёвкой.
Проигнорировав её, взяла свою чашку и встала у подоконника. Смотрела на брата, не зная, что сказать, что сделать.
– Сколько тебе нужно? – спросила спустя долгую минуту.
Он прищурился. Зря задала этот вопрос. Зря.
– Я весь в долгах, Ника. Думаешь, почему я пришёл к тебе? – сказал и отвернулся. – Пацаны больше не занимают. Сказали, чтобы катился ко всем чертям, – с пренебрежением, отвращением. – Твари… Когда у меня на хате тусовались, было по кайфу… – скорее, себе, чем мне. – Мне нужно много, Ника. Чем больше, тем лучше. Куплю дури, чтобы полегче стало, хоть часть отдам, а там…
– Ты же врёшь. Ты врёшь мне, Лёня.
– Да не вру я, – повысил голос снова. – Клянусь.
– Клянёшься ты…
В бессилии я вышла в прихожую. Вернулась с конвертом и протянула ему.
– Здесь двадцать.
Лёня взял. Мрачно хмыкнул.
– Даже расписку не потребуешь? Давай. Где там у тебя писульки. Подпишу и пойду. – тяжёлый взгляд.
Я вздохнула. Брат буравил меня взглядом ещё с минуту, потом сунул конверт в карман и пошёл в коридор. Не зная, что делать, стояла у накрытого и почти нетронутого стола.
– Подожди, – нагнала, когда он уже обулся. Достала оставшиеся деньги и, оставив немного себе, подала ему остальное.
– Пожалуйста, Лёня, возьмись за голову. Ради родителей. Да… Да ради себя хотя бы. Мама… Она же так
