исподлобья. Насупился сильнее.
– Бери, – повторила строго. Протянула щётку и, подвинув к раковине низкую пластиковую приступку, показала на неё. – Или что, ты будешь в грязи валяться, а я тебя отмывать?
– Я не валялся…
– А кто валялся? Я? Приступай. Как отмоешь, приходи ужинать.
Убрав тест в карман толстовки, я запустила машину. Брат так и стоял на месте, обиженно наблюдая за мной. Что давило больше: его взгляд или лежащий в кармане тест с двумя полосками – не знаю. Но я чувствовала себя идущей ко дну Алёнушкой с камнем на шее. Хорошо бы только, чтобы Платон не превратился в козлёночка. Козлов с меня достаточно.
Судя по грохоту, время от времени доносившемуся из ванной, борьба с кроссовками развернулась ожесточённая. Я даже порывалась пойти помочь брату. Но одёрнула себя. Если у меня будет ребёнок, повзрослеть Платошке придётся быстро и окончательно. Если будет… А какие ещё варианты? Самым верным было бы взять остатки денег и поехать в соседний город сделать аборт. Возможно, удалось бы обойтись даже медикаментозным. Скорее всего, удалось бы. Просто сходить на приём к гинекологу, купить таблетки и… Вот на этом «и» меня начинало выворачивать.
– Я всё, – брат припёрся мокрый, с кроссовками в руках. По полу за ним тянулся шлейф из капель, сам он был мокрый чуть ли не по пояс.
– Покажи, – потребовала.
Взяла пульт и хотела приглушить звук телевизора. Выпуск новостей… И снова лицо местной журналистки, снова надоевшие фразы и усталая скорбь на лицах.
– Они так никого и не нашли, – констатировал брат.
– А ты меньше слушай, – забрала кроссовки. Надо же… У меня бы лучше не вышло. – Возьми с батареи тряпку и вытри. А потом засунь внутрь несколько маленьких. Они лежат в углу. Как сделаешь, приходи. Я пока разогрею ужин.
Как только брат скрылся в ванной, вернула звук.
«Это уже шестое убийство, – продолжала журналистка. – Тело последней из жертв – местной жительницы Веры Кузнецовой – было найдено в лесополосе неподалёку от заброшенной туристической базы два дня назад. По горячим следам следствию…»
Я выключила телевизор. Слёзы, которых не было весь день, резко навернулись на глаза. Да что мне делать в этом городе?! Если среди кучки неудачников люди в форме тут не могут найти режущего девчонок, словно скот, психопата?! По вечерам на улицу я не выходила, как и многие женщины младше сорока. Страх делал нас ещё больше похожими на стадо. Если и существовало на земле место, про которое Бог забыл, это наш город.
Рыдания так и рвались наружу. До крови закусила нижнюю губу, но плечи дрожали. Сжала край столешницы, запрокинула голову и стиснула зубы. Что мне делать?! А если этого живодёра так и не найдут?! Кто он? Когда всё это началось?
– Я вытер и напихал тряпки, – пробубнил Платон.
– Молодец, – выдавила и, пряча лицо, махнула на стол.
Сама склонилась к духовке. Украдкой вытерла слёзы. Достала противень и нарезала запеканку крупными кусками. Руки подрагивали, как у припадочной, когда взяла лопатку.
