так плохо?» – пишу, прислушиваясь к происходящему за стеной.
«Ты вляпался в скверную историю, малыш, – отрезает крестный. – Жди. Сейчас пацаны подскочат. Отобьют, если что».
Крестный не паникер. Если отправляет мне помощь, значит мы действительно попали в переделку.
– Одевайся, – шепчу Саманте одними губами.
Она послушно кивает. Тянется к шифоновому платью, которое я подарил накануне. По голубому полю разбросаны белые и розовые цветы. Наблюдаю, как тонкая ткань облаком падает на голое тело. И испытываю дикую досаду.
За каким хреном сюда принесло Николя и его чертову бабу? Другого места она не нашла, чтобы помереть?
– Это было убийство по неосторожности, – глухо признается мужик за стенкой.
– Да ну? – зло усмехается женщина. – Три ножевых?
И я словно наяву вижу ее кривую ухмылку.
В соседней комнате слышатся шаги. С грохотом падает что-то небольшое. Наверное, стул.
– Тихо. Тихо, малыш, – шепчу, обнимая Саманту. Целую предплечье, шею, ключицы. Отодвинув сторону край платья с запахом, прокладываю губами дорожку к груди. Захватываю в плен сосок. И тут же вжимаюсь в тело любовницы поплотнее.
– Ни слова, ни стона, девочка. Поняла? – отлипаю с трудом.
Наспех натянув штаны и рубашку, возвращаюсь к любовнице. Убираю с лица спутанные черные волосы. Веду ладонью по щеке. Девчонка лишь смотрит испуганно. Никак не поймет, что происходит. В шалых черных глазах сквозит испуг и изумление.
– За нами сейчас приедут, – успокаиваю, прижимаясь губами к виску.
И снова безотчетно прислушиваюсь. Теперь разговор переходит на личное.
– Я очень тебя прошу. Найди ее. Пожалуйста! – снова увещевает приглушенно.
– Кого? – уточняет Николя, теряя выдержку.
– Злату. Она осталась в России. Вывези ее. Помоги.
– Кто это вообще? – в голосе Николя появляются нетерпеливые сварливые нотки.
– Злата. Моя дочь. Она жила в Городе… С моей теткой…Та недавно умерла. И девочка совсем одна. Забери ее к себе, слышишь! Устрой…
– Только твоя? – рявкает мужик не сдерживаясь. – Говори. Сейчас же!
– Наша, – выдавливает из себя женщина.
«Драма как в водевиле», – усмехаюсь, сжимая в объятиях любовницу.
Но там за стенкой видимо разворачивается трагедия. Слышится, как топочут ноги по дощатому полу. Аж стены вибрируют.
– Ну ты и сука, Катя. Видит бог… Редкая тварь. И столько лет молчала? Да как ты могла!
Странная возня заканчивается глухим грохотом. На долю секунды в комнате воцаряется тишина.
А затем…
– Твою ж мать… Катя… Катя? – охает Николя, разражаясь потоком витиеватых ругательств. А потом кричит на французском в голос.
– Врача! Быстро! Есть тут гребаный врач?
– Oui, je suis un praticien!* – громко восклицает Саманта.
