смогу спокойно разговаривать с Мишей. Но и оставить его не могу. Без того долго сидел один.
– Привет, медвежонок, – каким-то чудом удается продышаться. – Не скучал?
– Немного. О чем вы говорили? – спрашивает, когда Тихомиров проходит мимо нас.
Слава Богу, не возвращается на свое место. Может, он все-таки катапультируется? Желательно прямо сейчас над океаном.
– Обсуждали условия работы, малыш.
– Разве вы не сделали это дома?
– Не совсем. Остались некоторые вопросы.
– Понятно. Можно мне уже встать? Тимур сказал, сидеть все время пристегнутым не нужно.
Чертов Тимур…
– Ненадолго, медвежонок, – разрешаю, скрепя сердце.
11
Птичка
Тихомиров объявляется не раньше, чем за полчаса до посадки. В футболке и рваных светлых джинсах и с влажными, словно только из душа, волосами. Я видела на фотографиях, что за эти годы у Тимура появилось много татуировок. Но вживую, не считая тех, которые закрывают кисти до костяшек, вижу их впервые. Одна его рука забита полностью, а вторая – до локтя. Мне интересно, что именно там изображено, и каков их смысл, но разглядывать неудобно.
Могу сказать только, что впечатление он производит неизгладимое. Устрашает и вместе с тем вызывает дурацкое волнение. Тихомиров же ведет себя так же отстраненно, как и утром. Только указывает, где мы с Мишей можем сменить одежду, и утыкается в телефон.
Оказывается, что на борту самолета есть спальня и ванная. Интересно, почему он сразу в этих апартаментах не закрылся, а сидел с нами? Хотя нет, неинтересно! Не хочу его понимать.
Переодеваю Мишу в летний костюм и, наказав никуда без меня не уходить, вхожу в ванную. Оставляю дверь приоткрытой. Периодически поглядывая в оставленную щель, стаскиваю зимнюю одежду.
– Все нормально? Миша? – кричу, оставаясь в одном белье. Ничего я не параноик, как сказал Тихомиров. Просто это же самолет. Естественно, что я переживаю. – Миша? Отзовись!
– Я тут!
– Супер! Молодец, – вскакивая в хлопковый комбинезон, говорю слегка задушенно. – Я уже… почти готова… Все, иду… Иду…
Выбегаю из ванной. Быстро скидываю в сумку теплые вещи и, хватая сына за руку, спешу вернуться на место. В легкой одежде с открытыми ногами и руками чувствую себя перед Тихомировым немного неловко, будто голая. Он еще смотрит долго, с головы до ног оценивает. Лицом, конечно, владеет мастерски. Ни брезгливости, ни одобрения – ни единой эмоции не проявляет. Только взгляд вспыхивает. Не знаю, что он отражает, но по моему телу пробегает дрожь. И, как назло, это подмечает Миша.
– Ты замерзла, мамочка?
– Вовсе нет.
– Ты вся в пупырышках, – проводит пальчиком по моей руке.
– Эм-м… Да, здесь немного прохладно.
Тихомиров молча регулирует температуру и, демонстрируя все то же наплевательское отношение, возвращается
