на уведомление, замечаю, что оно не от Ани.
Овсянникова.
Сердце тотчас принимается тревожно и болезненно стучать.
Боже… Только не это… Пожалуйста!
С трудом фокусируясь на мельтешащих в полумраке красно-синих огоньках, узнаю Олю. Она ведет камеру в сторону, и в кадре появляется… мой Градский. Овсянникова задорно выкрикивает: «Он вернулся!», а Яр смеется. Не отталкивает. Она сидит у него на коленях, и он ей позволяет.
С ней смеется, в то время как мне ни разу не улыбнулся…
Он там. Как раньше. Со всеми разговаривает. Что-то о себе рассказывает… А я – здесь. Одна. Без него.
Он с ней… Он с ней… Он с ней…
Такая сильная боль опаляет… Кажется, сходу все внутренности сжигает. Ничего не оставляет. Только мучительно ноющее сердце.
Не знаю, сколько сижу в оцепенении. Не знаю… У меня даже слез нет. Сердце в груди как маятник ходит. Стремительно. Мощно. Отвязно.
К сожалению, мне уже приходилось испытывать столь сильную боль, когда даже заплакать не получается. Это страшная мука. Разрушительная.
Он меня убил… Он снова меня убил…
Я ненавижу ночь. Но сейчас должна его увидеть. Посмотреть в глаза.
Именно сейчас. Прямо сейчас.
8
Ярослав
Сутки дома.
Одни чертовы сутки. А внутри уже разброд и шатание. Измена железной выправке по всем фронтам. Инстинкты и рефлексы наружу. Душа изнанкой туда же. Грубыми уродливыми швами всем напоказ.
«Ярик, ты животное…»
Так и есть, святоша. Неисправим.
«Что мне сделать, чтобы тебя вернуть?»
Этот вопрос, как ни выталкиваю, сидит в голове. Долбит по извилинам. Точит, мать вашу.
И… Я допускаю возможность. Она такая яркая, острая, кайфовая… Накрывает с головой. Рубит по нервным окончаниям. Закорачивает.
В дороге туплю дико. У Руслика не пил, а ощущение, что организм чем-то сверхтоксичным нашпигован по самое не могу. Лишь после раздраженного гудка клаксона понимаю, что загорелся зеленый.
– Сука…
Я то ли крышей еду, то ли действительно взрослею. Вся старая «тусовка» без базара на измену упала, когда отказался от алкоголя и домой до полуночи засобирался. У меня типа достойная отмазка – завтра на работу. Среди наших звучит более чем убого. Только мне в любом случае похрен.
Было реально тухло. На что рассчитывал?
Оказывается, я, молодой и борзый, больше не втягиваюсь в подобные вписки. Обратно домой тянуло. Все равно ведь мозгами там был. Думал о маньячке Титовой. Вспоминал, как вместе проводили время. Если бы не чертов бункер и все, что случилось после, Машка была бы со мной. Потому, видимо, и не отпускало ощущение, что вот-вот войдет в комнату. А когда этого не происходило, подмывало отправиться искать.
Да, вот такой я дебил.
Сейчас приеду, в окно ее буду пялиться. Хорошо, что не пил. С выпивкой
