и головокружение. О том, как горят щеки, молчу… Не знаю, как реагировать. И не должна! Стоит сделать вид, что я не понимаю, о чем он говорит. Стоит… Но я не могу! Поднимая веки, в очередной раз разбиваюсь под напором эмоций, которые он умышленно или бесконтрольно выпускает.
Неужели я все же что-то значу для него?
Сколько еще раз я буду задавать себе этот вопрос и снова обжигаться?
Снова надежды. Снова сомнения. Снова глупые мечты.
– Думаю… – сиплю едва-едва слышно. Запинаясь, прочищаю горло. – Думаю, это ничего для нас не меняет.
– Правильно, Катенька, правильно, – Тарскому словно тоже приходится прилагать усилия, чтобы нормально говорить. Хоть он и делает это достаточно ровно, долгие паузы между словами с задержкой дыхания подсказывают, что от спокойствия внутри него и следа не осталось. – Умная моя девочка.
3
Таир
– Митюхина пора брать, – негромко, в своей растянутой манере, проговаривает Януш.
Долго молчу, обдумывая сказанное. Сунув в рот сигарету, чиркаю зажигалкой, но прежде чем прикурить, некоторое время бесцельно смотрю на пляшущий в полумраке автомобильного салона огонек.
– Рано, – выдыхаю только после второй глубокой затяжки вместе с потоком табачного дыма. – Если сейчас повяжем, есть риск, что Потоцкий смекнёт, что к чему, и зашнуруется где-нибудь в дальней провинции. Нам эта осторожность все дело положит. Толку рвать руки и ноги, если голова останется? – вновь неторопливо затягиваюсь и медленно выдыхаю.
Когда заканчиваю, в машине повисает тишина. Заостряется. Потрескивает.
– С каких пор ты снова куришь?
Не поворачивая головы, по интонациям понимаю, что брат в недоумении. А это с его флегматичной натурой крайне редко случается.
– С таких.
– И что поспособствовало?
– Ты жаждешь подробностей?
– Весьма.
– Ты их не получишь, – прибиваю с шумным выдохом никотина. – Не лезь мне в душу, Ян. Не понравится.
– А она у тебя есть?
Я бросаю в его сторону мрачный взгляд.
– Это из-за этой… Из-за Катерины? – произносит Януш так же лениво, как и всегда. Но при этом с жирным флером пренебрежения. – Изначально как-то туго у тебя с ней пошло. Давно пора обозначить углы и штырем ее поставить. Не пойму, чего с ней нянькаться? Станешь тянуть резину, все завалим. Мне-то по барабану. Ты мое отношение к этому вопросу знаешь: сражаемся с ветряными мельницами. Только охота быстрее свернуть это дело, и домой.
– Придержи свое вечное ученье «Мы все умрем, и слава богу» для кого-то другого. Знаешь же, что я не терплю, когда мне кто-то советы раздает.
Памятуя, что на брата трудно воздействовать вербально, нет смысла давить интонациями. Но я давлю. Только потому что испытываю такую потребность, а это, стоит заметить, достаточно странно.
– Если
