лучик надежды.
– Так сильно меня любишь? – усмехаюсь криво.
– Нет, – пожимает она плечами растерянно. – Но нам же хорошо вместе, Кит!
– Иногда этого мало, зай, – вздыхаю тяжело. Людям требуется самореализация. Знаешь, что это такое?
– Ты ее любишь? – поднимает она на меня тревожный взгляд.
– Самореализацию? – ухожу от вопроса.
– Эту женщину, Кит! Мы о ней разговариваем! – кричит негодующе.
Вглядываюсь в злое заплаканное личико, смотрю на тонкие пальчики, вцепившиеся друг в друга. На эту сгорбленную спину. И думаю – вот с этой уродливой бабой я жил? Серьезно? И не замечал, что рядом притаилась горгулья?
– Ну какая тебе разница, Ин, – вздыхаю, поднимаясь из-за стола. – Я никогда не задумывался… Наверное, я никого не люблю. Просто не способен.
Вру, конечно. Но Инне знать о моих чувствах к Яночке не полагается. Пока это моя тайна. Даже отцу с Ильей говорить не намерен. Не хочу.
– Давай, я тебя сегодня к родителям отвезу, – предлагаю миролюбиво. – Ты же быстро соберешься?
– Ки-и-т, – Инна поднимает на меня свои глазищи и бормочет недовольно. – Не выгоняй меня, ладно? Можно я тут поживу. Ты же вернешься обратно.
– Я насовсем еду, зай, – сокрушаясь, развожу руками. Беру со стола только свою кружку. Неторопливо мою ее и напрягаюсь только от одной мысли, что Инночку придется выпроваживать силой. – А квартиру хочу продать или, если не получится по-быстрому, сдать в долгосрочную аренду…
– Я вижу, ты все продумал, – замечает кисло. – Но сменить работу коммерческого директора на белый халат доктора… Мне слабо верится, Кит, – бросает с брезгливой гримасой.
– Да я – доктор и есть, кисуль. Не напрягайся, не думай. Просто прими как должное.
– Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты мне жизнь сломал! – кричит она. Несется в спальню и, выкинув свои вещи из шкафа, начинает, комкая, бросать их в мой чемодан. Молчу. Пусть забирает. Завтра куплю новый. Лишь бы убралась побыстрее. Выхожу на балкон, чтобы не слышать, как Инна голосит на весь дом, делясь с матерью последними новостями. Проклинает, как последнюю мразь. Если ей от этого полегчает… Я-то точно переживу.
– Ну, вот и все, – вздыхает она, надевая шапку. Выжидательно глядит в отражение зеркала. – Ничего не хочешь сказать, Макаров?
– А должен?
– Нет, наверное. Ты же ничего не обещал. Несись к своей Танечке… Или как там ее?
– Неважно.
15
Инна машет рукой от бессилия. Открывает рот, собираясь выдать новый опус от гадалки, но, услышав трель сотового, поворачивается спиной. Ищет трубку в огромном шоппере, забитом под завязку.
– Да, папа, – ноет тоненько и жалостливо. – Я готова. Поднимись, пожалуйста, очень тяжело…
И даже непонятно, что имеет в виду. Себя или багаж.
Мой шеф, крупный здоровый мужик с пивным животиком и лысиной, грозно вваливается в прихожую. Глядит на
