и уходит в спальню, громко хлопнув дверью.
Этот звук ассоциируется с грохотом крышки гроба. Вздрагиваю и порывисто иду следом, но зайти внутрь не могу. Застываю на пороге, словив очередной флешбек. Красные волосы, змеиные глаза, полумрак кабинета и непристойные звуки.
Ноги прирастают к полу, сердце снова останавливается.
Я все испохабил…
Уперевшись ладонями в косяк, низко опускаю голову, пытаясь продышаться. Ни черта не выходит. Штормит, ломает, выворачивает наизнанку от страха, что однажды она вот так же захлопнет за собой дверь, только уже навсегда.
Я знаю ее как облупленную. Она не простит.
На нее не подействуют отговорки о помутнении разума и классическое «не знаю, как это получилось». И плевать будет, что красноволосая на хрен мне не сдалась, что ее притягательность моментально обнулилась, стоило только осознать последствия роковой ошибки. Что это была минутная слабость.
Слышу, как в спальне Таська мечется по комнате, как гремит створками шкафа и тихо всхлипывает. Потом дверь распахивается, едва не припечатав мне по тупорылой морде. Я последний момент успеваю отпрянуть назад и тут же сталкиваюсь с несчастным взглядом жены.
– Тась…
Она сует мне в руки подушку и одеяло:
– Спи в гостиной. Не хочу тебя сегодня видеть.
Я на автомате прихватываю барахло, прижимая его к раскуроченной груди. Не могу ни слова из себя выдавить, потому что слезы в глазах жены вымораживают, парализуют, сталкивая еще глубже в панику.
Что же я наделал.
– Ужин на плите, – бурчит она. Потом морщится и добавляет горькое, – хотя навряд ли ты голоден.
– Я…
Дверь снова захлопывается перед моим лицом. Я прижимаюсь к ней лбом и жмурюсь от отчаяния:
– Прости, – беззвучно.
Все правильно. Не хрен мне делать в спальне. Не хрен тащить туда грязь, с которой изгваздался по самые уши. Как пьяный захожу в гостиную, бросаю вещи на диван, а потом ползу в душ.
Неприятно дотрагиваться до самого себя. Зло трусь мочалкой, будто хочу кожу лохмотьями снять. Тело горит, а внутри ширится лютая стужа, забирая себе все больше и больше.
Меня так сильно колбасит, что не могу заснуть ни в полночь, ни в час, ни в два. Каждый глоток воздуха иголками впивается в легкие, башку ломит от миллиона дурных мыслей и, как ни пытаюсь, не получается избавиться от гребаных воспоминаний.
Образы моего падения, как на репите проносятся в голове. Нет ни намека на бывшее возбуждение, только отвращение и глухая удрученность, от непонимания того, как можно было поддаться на провокацию и уступить.
Лежать нет сил, поэтому поднимаюсь и выхожу на балкон. Стою, облокотившись на перилла, и смотрю в черное, как смоль небо. Даже звезд нет. Ни единого просвета, как и у меня в душе.
На часах три. Я наблюдаю, как стрелка переваливает через этот рубеж, и в животе скручивает еще сильнее. Именно в этот момент взлетает самолет, унося на своем борту Алексу.
Всего-то
