ощущалась некоторая напряженность, обычная для первых часов морского путешествия. Все уже готовы вступить в приятельские отношения, но никто пока не знает, как их завязать. Каждый предпочитает, чтобы первый шаг сделал кто-то другой.
– Добрый вечер, – сказал я, усаживаясь за стол. – Моя фамилия Лэм. Кажется, нам предстоит провести несколько дней вместе.
Норма Радклиф оказалась слева от меня. Лет двадцати семи, рыжеволосая, с голубыми глазами, лукаво поглядывавшими то на одного, то на другого, она имела вид человека, давно познавшего все жизненные проблемы и большинство из них для себя решившего.
Справа от меня сидела еще одна девушка – блондинка, представившаяся как Филис Итон. Ее характер сразу угадать было трудно. Должно быть, и ей доводилось пленять мужские сердца, но сейчас она сидела скромно потупив взор и разговаривала так тихо и невнятно, что приходилось напрягать слух.
Прямо напротив меня расположился мужчина, назвавшийся Сиднеем Селмой. Это был законченный хам, фальшивый, как трехдолларовый банкнот, явно склонный к пошлостям самого низкого пошиба.
Сидевшая рядом с ним молодая женщина, Роза Флакстон, видимо, пришла за стол первой; Селма явился вторым и, естественно, уселся рядом с ней. Она была, пожалуй, немного полновата, лет тридцати с небольшим, однако на вид свойская, добродушная бабенка без всяких предрассудков.
Через минуту появился и наш последний сосед по столу – Эдгар Ларсон. Это был сухой, жилистый субъект лет сорока, высоколобый, с пронзительным взглядом и плотно сжатыми губами, одетый в серый костюм с серым же галстуком. Видимо, он старался ничем не обращать на себя внимания, однако, как это часто бывает, именно этим старанием и выделялся.
Увидев его, я сразу понял, что сел он за этот стол не случайно. Ни один приличный стюард не посадил бы его сюда без специального указания, подкрепленного либо деньгами, либо властью.
Для игры, которую я затевал, лучшую исходную позицию придумать было трудно. Этот Селма был настолько прямолинеен в своем идиотском донжуанстве, что мне оставалось лишь расслабиться на своем стуле и предоставить первое слово ему.
Болтал он без умолку. Пространно и с подробностями разглагольствовал о самом себе, о своем происхождении, изрекал житейские мудрости. Правда, чем он зарабатывал на жизнь – не сказал, и никто его об этом не спросил. Посмотрев на него повнимательнее, я вдруг подумал, не кроется ли под его личиной типичного сыночка богатых родителей что-нибудь мерзкое: он вполне мог подрабатывать подставным игроком в заштатном казино или просто сводничать. Я решил, что Сидней Селма успеет всем надоесть задолго до окончания путешествия.
Сыщик Ларсон, казалось, слушал глазами. Как только кто-нибудь заговаривал, он поднимал на говорящего свои серые глаза и пристально его разглядывал, после чего снова опускал взгляд в тарелку. Иногда он загадочно улыбался. За все время ужина мы не услышали от него и десяти слов.
Официант сумел обслужить нас так, что все были готовы подняться из-за стола одновременно. Однако, выйдя на палубу, мы обнаружили, что там не очень уютно: дул прохладный ветер, увеличивалась зыбь. Норма
