style="font-size:15px;"> Море по-прежнему набегало на песок, кричали чайки. Рыбацкое судно давно скрылось за изгибом берега. Я этого не видел, потому что писал. И рассказ ложился строка за строкой на чистый, белый лист. Иногда мысль уходила. Тогда я закрывал глаза и бродил по комнатам дома, стоящего на морском берегу. А когда рассказ получился, я снова посмотрел вдоль пустого и чистого осеннего пляжа, и придумал ему название. «Межсезонье».
Конец одного увлечения
«В этом году и на протяжении ещё нескольких лет мы много раз бывали вместе на скачках после того, как я кончал утреннею работу, и Хэдли это нравилось, а иногда захватывало её. Но это было совсем не то, что взбираться к высокогорным лугам, лежащим за поясом лесов, или возвращаться поздним вечером в шале, или отправляться с Чинком, нашим лучшим другом, через перевал в ещё неведомые места. Но я оправдывал своё увлечение тем, что писал о нём, хотя в конце концов всё, что я писал пропало…»
Э. Хемингуэй, «Конец одного увлечения»
Тетрадь взмахнула красными крыльями и, кувыркаясь в падении как раненая птица, улетела за борт. Её подхватил штормовой ветер, и подкинув выше борта, с размаха швырнул в волны. Вот и всё. Тетрадь мелькнула красным пятном среди лазурных валов и исчезла. Навсегда. Она за годы стала такой привычной, даже не верилось, что больше её не будет. Она плыла по Индийскому океану. А может быть уже шла на дно. Это даже более вероятно. На шее она висела как камень. Наверное, на дно должна идти так же.
Конечно, очень многое зависит от настроения. Очень многое. Иногда начинает казаться, что написано неплохо. Даже хорошо. И некоторые люди говорят: да, это поэзия! Трудно этому не верить, когда тебе двадцать лет. Трудно удержаться от рифмования. Тем более, если видишь церквушку с заброшенным кладбищем. Или паутину на елях туманным утром. Взгляд задерживается на поверхности лесного озера в чёрно-синей воде которого отражаются облака и сосны. Жарко пылает рябиновый костёр. Клёны засыпают дорожки парка разноцветными упругими листьями, и сквозь ветви становится виден дворец с львами у входа и беседки, обвитые хмелем.
А дальше – утонувшие в снегу ели, прихваченные инеем берёзы по краю поля, искрящиеся склоны гор и стремительное скольжение лыжников в ярких костюмах. Разве можно забыть скрип кантов лыж на весеннем насте и снежные водопады на поворотах. А потом засыпанную по окна снегом избушку и дымок над ней, и удары топора по мёрзлым поленьям, и треск деревьев в мороз, тепло русской печи, перебор струн и песня на слова, которые написал ты.
Скажи, мудрец толмач
Природы толкователь
Кто будет мой палач?
И кто был мой создатель?
И полёт на лыжах с горы, такой долгий
