нос. Вдавленные виски. Впалые скулы. Суровый взгляд из-под густых бровей. Чем-то похож на дядю. Ладно, где у нас сейчас полковник Сато? Карев присвистнул, нахмурившись. Война на Тирате, самое пекло. Таких командировок у него еще не было. Раньше он, скорее всего, отказался бы лететь туда, ограничился другими свидетелями. Но сейчас мысль о том, чтобы слетать к свидетелю на передовую вдохновила его. Это может хотя бы отчасти загладить у коллег впечатление от его вчерашнего позора.
Вздохнув, Карев перевел свой планшет в зеркальный режим, подыскал выгодный ракурс, поправил сбившийся пробор и нажал кнопку «любимого номера». Подошел лысый официант с подносом в руках, но следователь только кивнул ему, не отвлекаясь. Несколько секунд Павел пялился на свою замершую в улыбке физиономию, ожидая, пока Инна ответит, но на том конце сбросили вызов. В отражении планшета следователь увидел, как с его лица сползла улыбка.
Он собрался было отправить смску, но споткнулся о неспособность подобрать слова. «Прости», «Я последний дурак», «Больше никогда не повторится», «Готов на все, чтобы загладить вину» – были бы неплохими вариантами, если бы он уже не использовал их в прошлый раз. А у Инны на такие дела память хорошая. Тут надо что-то радикально новое.
Карев с мрачным видом наблюдал, как дымится поставленный официантом окорок с воткнутым ножом и пенится безалкогольное пиво в деревянной кружке. Вдруг планшет завибрировал, и он аж вздрогнул от неожиданности. На вызове показалось фото Халла. Карев ответил.
– Привет, Паш! Как самочувствие? – По дежурной улыбке Халла редко что можно понять, но сегодня она давала Кареву надежду, что, по крайней мере, в него он фужерами не бросался.
– Привет! Я сейчас приступил к делу Сато, мотаюсь по свидетелям. Слушай, насколько плохо вчера было? Я не все помню, но то, что помню, выглядит ужасно.
– Ну… – Халл всегда был вежлив и умел правильно подбирать слова. То, что сейчас для ответа ему понадобилась столь долгая пауза, уже не предвещало ничего хорошего. – В общем, буду честен, Соня и Кван тебя ненавидят. Это было ее любимое платье. А Квана не стоило называть «гребаным китаезой», ведь он вьетнамец, разве ты не знал?
– Конечно знал! Просто я был сам не свой…
– Да, это бросалось в глаза. Кроме того, один фужер в него все-таки попал, но на «китаезу» он обиделся больше. Даже больше, чем Соня на «шалаву».
– Кошмар… – покрасневший Карев сокрушенно ударил себя ладонью по лбу. – Кого-нибудь еще я обидел? Тебя? Семеныча?
– Думаю, тебе стоит сейчас подготовиться к разговору с шефом. Когда он мне и Бобу поручил вывести тебя и отправить домой, пока мы подходили, ты успел объявить, что увольняешь его и назначаешь себя на его место.
– Это конец…
– А еще ты называл его земляным червяком.
– Это же из Киплинга. Халл, ты прикалываешься?
– Нет, Паша, ты правда называл его
