кожу вокруг ногтя.
– Мама? – Сонно зачмокав пухлыми губами, девушка сладко потягивается.
– Просыпайся уже. Ты приготовила какую-нибудь еду?
Снова сладкий зевок.
Они говорят на смеси английского и ньянджа. Бо Шитали не знает языка тонга, который является родным для мамы, а мама плохо владеет лозийским, родным для семьи Тате. Неодобрительно поцокав языком, мама идёт к дому. Бо Шитали нехотя поднимается на ноги.
– Простите меня, Бо Ма Чимука.
– «Простите, простите», – передразнивает её мама. – Можно подумать, что ты здесь на каникулах.
На ужин мама приготовила свежую рыбу с клёцками ншима и капустой – любимое блюдо Тате. От помощи Бо Шитали мама отказалась, велев ей хотя бы порезать овощи.
А я начинаю волноваться.
Папа пошёл в ресторан, наестся там досыта, и получится, что мама напрасно ему готовит…
Но Тате вернулся ещё до захода солнца. Мама встретила его у дверей как ни в чём не бывало, заговорила с ним ласково. Кивнув, папа отдал ей пакет с продуктами.
– Твалумба, – поблагодарила мама, присев в лёгком реверансе. Вернувшись на кухню, она долго и яростно протирает и без того чистый разделочный столик.
– Как прошёл день? – спрашиваю я Тате. В голосе моём не чувствуется привычной радости, но Тате этого даже не замечает.
– Всё хорошо, мванаке. А чем вы занимались?
Немного замявшись, я говорю:
– Мама носила Куфе на медицинский осмотр, а я помогала нести пакет с его подгузниками.
Папа улыбается, глаза за очками смотрят с лёгким прищуром.
– Правда? – Он встаёт, чтобы включить телевизор, а потом снова садится в кресло.
– Но по дороге обратно… – Я заколебалась. – По дороге обратно я снова тащила пакет. Там, кроме чистых подгузников, был ещё один грязный.
Папа смеётся и говорит, не отрывая глаз от экрана:
– Молодец, мванаке.
Теплота его слов растопила моё сердце, и я устраиваюсь у него в ногах. Над креслом висит его фото, сделанное в день вручения диплома. Круглолицый юный Тате с копной чёрных как ночь волос смотрит в кадр, он уже и тогда был очень серьёзный… Я представляю, как вырасту однажды, отучусь и надену папин зелёный балахон с жёлтыми полосками (он до сих пор висит у родителей в шкафу) и чёрную академическую шапочку с кистью. На фото тот, юный Тате не улыбается, но всё равно выглядит счастливым. Там он полнее и в круглых очках. Человек, что сидит сейчас в кресле, тоже не улыбается, но в глазах счастья не видно. Он стал гораздо старше, исхудал, и суставы его длинных пальцев сильно припухли.
Мне хочется сказать: «Я тебя видела, звала тебя, но ты меня не услышал», но из транса меня выводит мамин голос:
– Чимука, помоги мне.
Тате собрался ужинать перед телевизором, и мама вытащила лучшие тарелки – те самые, из коричневого стекла,
