живых мертвых как об очень хитром, опасном человеке, не чуравшемся никаких средств на пути к победе – в том числе и толково, искусно поставленной своевременной разведки.
Воспоминание это сразу же воскресило в нем другое, относившееся к первым неделям пребывания в войске – когда в них всех, неопытных и неловких растяп, многие из которых вообще впервые взяли в руки оружие, спешно вбивали простейшие навыки предосторожности. Маду пригнулся, как никогда проклиная свой высокий рост: похоже, кочевники не успели заметить одинокого юношу на фоне сплошь поросшего мелкими кустарниками и пожухлой травой склона – но неизвестно было, сколь долго те пробудут в неведении; требовалось спешить.
Бегать в полусогнутом положении, прячась в тени кустарников, оказалось трудновато, даром что все кувшины Маду бросил там же, на месте. У воды дело пошло легче, хотя теперь ступни его утопали в вязком иле по самую щиколотку – так, что когда он, тяжело дыша и размахивая руками, подбежал к остальным, то чуть не свалил в воду некстати вставшего на пути Атсу.
– Эй, осторожнее! – возмутился тот, хватаясь за узду беспокойно фыркнувшей пегой кобылки. Маду хотел было объяснить все, но лишь прижал ладонь к груди и помотал головой: воздуха, чтобы говорить, у него не хватало.
– Что у вас там такое? А, вот ты где! – строго окликнул его Суди. Твердый, спокойный голос друга мгновенно ободрил Маду; выбросив руки вперед, он ухватился за чужие плечи и забормотал невнятно, сипло:
– Посмотри, посмотри! Там, наверху… Вон, видишь, за красными камнями? – шарил он глазами по крутому склону, сам от волнения мало что разбирая. Суди прищурился, взглянул в указанном направлении и обернулся снова к нему:
– Ничего не вижу. Тебе померещилось что-то? Здесь, в дешерет, часто так бывает: Сетх любит играть с людьми, – похлопал он по плечу юношу, нащупывая у себя за поясом объемную кожаную флягу. – Вот, выпей воды – сразу отпустит. Ты где кувшины оставил?
– Нет! Нет, посмотри! – настойчиво повторял Маду, отмахиваясь от предложенного питья: он наконец разглядел уже на самой вершине тропы столь ненавистные ему силуэты лошадей и теперь впился в них глазами, дабы ни в коем случае не потерять из виду. – Это не наши люди, и они знают теперь, сколько нас и где мы стоим лагерем… Их нельзя упустить!
Суди нахмурился, но, по-видимому, уловив что-то заслуживавшее внимания в его голосе, повторно – и куда продолжительнее – всмотрелся в пестревшую росчерками сухой поросли гряду склона, отрицательно покачал головой и вдруг замер, всем телом наклонившись вперед.
Мгновение царила тишина: остальные, доверившись не словам Маду, но ответным действиям их старшего товарища, тоже пытались разглядеть что-то подозрительное, вразнобой переговариваясь – а затем Суди круто обернулся и бросился бегом в сторону ближайшей лошади. Та была расседлана, но другу Маду это не помешало: стремительно
