как обычно у куста сирени неподалеку от ее подъезда. Сколько раз мы встречались и ненадолго расставались под ним. Я вновь представил, что через каких-то несколько дней он зацветет и снова превратится в яркое фиолетовое облако, источающее божественный аромат. И частичка этого облака вновь поселится у Кэт дома, потому что каждый раз при нашей встрече я буду дарить ей очередную сиреневую гроздь. От мысли об этом мне стало тепло и радостно. С улыбкой распахнул я старенькую скрипучую дверь ее парадного и стал подниматься по лестнице. Традиционно грязный подъезд с покосившимися деревянными почтовыми ящиками, торчащими из стен пустыми цоколями над разрисованными приличными и не очень надписями электрощитками. Полустершаяся табличка «список жильцов», где напротив квартиры, в которой проживала Кэт, еще можно было разобрать забавную фамилию прежнего жильца – Тырин. На ее лестничную площадку через небольшое прямоугольное оконце пробивался солнечный луч, и складывалось ощущение, что это единственное место во всем подъезде, куда удавалось пробраться весне. И меня это нисколько не удивляло, солнце не ошибалось с выбором, оно особенно охотно светило для тех, кто ждал его и для тех, кто излучал внутренний свет. Как Кэт.
Она открыла дверь почти сразу, но не зажгла свет в прихожей.
– Привет. Проходи в комнату, – прошелестела она и исчезла так стремительно, что я даже не успел разглядеть ее лица в полумраке. Только золотистый локон мелькнул в одиноком блике на обоях.
– Насколько я помню, кто-то собирался коротко подстричься! – весело прокричал я, стаскивая туфли.
Ответом было молчание. Я вошел в комнату. Кэт стояла у окна, скрестив руки на груди, и пристально смотрела на меня. Похоже, снова что-то задумала. «На этот раз ей не удастся меня одурачить», – дал я себе зарок, терпеливо дожидаясь улыбки на ее лице.
– Кто-то собирался подстричься, но передумал? – продолжил я ехидно.
Некоторое время Кэт молча смотрела на меня, затем отвела глаза.
– Да, кто-то передумал, – проговорила она каким-то неузнаваемым глухим голосом.
– Наверное, парикмахер сбежал, увидев, какую красоту ему придется срезать, а? – не унимался я. – Или всю парикмахерскую закрыли на санитарный час, завидев, как ты идешь к…
– Случилось несчастье, – вдруг медленно произнесла Кэт.
Прерванный на полуслове, я не сразу понял смысл этих слов. Улыбка на моем лице замерла, словно не знала, что ей делать дальше. Мне все еще казалось, что взгляд Кэт вот-вот прояснится, и она выдаст какую-нибудь шутку, превращающую такое странное начало разговора в фарс.
– Несчастье? – переспросил я, глупо ухмыляясь и недоверчиво наклонив голову.
– Сбила машина, – послышался ее растерянный голос.
«Это не может быть правдой. Какая машина? Вот она стоит передо мной, живая и здоровая. Все-таки розыгрыш. Надо
