шел на малом ходу. Были использованы все возможные средства, чтобы привлечь внимание зверя или вывести его из апатии, если он вдруг появится в этих краях. Огромные куски сала были пущены на наживку – к великой радости акул, скажу я вам. Когда «Авраам Линкольн» ложился в дрейф, на воду спускались шлюпки, обследуя каждый дюйм морской поверхности вокруг фрегата. Однако к вечеру 4 ноября эта подводная тайна все еще оставалась неразгаданной.
В полдень 5 ноября истекал назначенный срок. После чего капитан Фаррагут, верный своему слову, должен был взять курс на юго-восток и окончательно покинуть северные моря Тихого океана.
Фрегат находился теперь на 31°15’ северной широты и 136°42’ восточной долготы. Японские острова лежали менее чем в двух сотнях миль под ветром. Приближалась ночь. Склянки только что пробили восемь часов. Тонкий серп молодой луны едва проглядывал из-под плотной вуали облаков. Волны мирно колыхались под форштевнем.
В тот момент я стоял на баке, опершись о штирборт. Консель находился рядом, молча глядя перед собой. Матросы, взобравшись на ванты, осматривали горизонт, который постепенно сужался и темнел. Офицеры, вооружившись ночными биноклями, напряженно вглядывались в густеющие сумерки. Порой сквозь облака пробивался лунный луч, озаряя океанские воды. Затем все вновь погружалось во мрак.
Наблюдая за Конселем, я отметил, что славный малый слегка поддался общему настроению. По крайней мере мне так показалось. Возможно, впервые в жизни его нервы напряглись под воздействием любопытства.
– Ну что ж, Консель, – сказал я ему, – это наш последний шанс заполучить две тысячи долларов!
– С позволения господина профессора, замечу, что никогда не рассчитывал на эту награду, – ответил Консель. – К тому же, предложи американские власти хоть сто тысяч, они не потеряли бы ни цента!
– Ты прав, Консель. Напрасно мы так легкомысленно ввязались в эту глупую авантюру. Столько времени потрачено впустую, столько бессмысленных переживаний! Уже полгода, как мы должны были вернуться во Францию…
– В уютную квартирку господина профессора, – подхватил Консель, – в Парижский музей! Я бы уже закончил классифицировать найденные господином профессором окаменелости! А нашей бабируссе выделили бы клетку в зверинце Ботанического сада, и толпы любопытных со всего Парижа приходили бы на нее посмотреть!
Шлюпки обследовали каждый дюйм морской поверхности вокруг фрегата.
– Верно, Консель. Но это еще не все. Представляю, как над нами будут смеяться!
– Действительно, – невозмутимо сказал Консель, – Я полагаю, смеяться будут над господином профессором. И еще… впрочем, стоит ли об этом говорить?
– Говори, Консель.
– В общем, господин профессор сам виноват!
– Твоя правда!
