что этот Эйдус из себя значит. Политик и политик – на фиг они все сдались?
Следствие тянулось около года. Отцу предъявили обвинение в покушении на жизнь государственного деятеля и что-то ещё, связанное с терроризмом. Всё выглядело неожиданным и очень странным. Вернее, чудовищно неожиданным и странным. Отец так толком ничего и не объяснил. Лишь сказал матери во время свидания: «Что случилось, то случилось. А подробностей вам лучше не знать. Прости, что я так вас подвёл».
Ника отца, после ареста, видела однажды – перед отправкой в колонию. На суд она не ходила – отец запретил. Да Ника и не особо рвалась – и без того хватало переживаний и нервотрёпки. В школе она больше года, пока после суда не схлынула шумиха, считалась главной знаменитостью. Учителя косились, особо любопытные одноклассники лезли с расспросами, другие школьники тыкали на переменах пальцами и шептались за спиной. А ещё журналюги, бл… смишная, как однажды в сердцах выразилась мать, периодически норовили взять интервью.
Как раз в этот период Нике пришло время получать паспорт. «Возьмёшь мою фамилию, – вздохнув, сказала мать. – От греха подальше».
Ника начала спорить. Ей казалось, что таким поступком она предаст отца. Но мать сказала, что отец согласен. И бабушка поддержала. Мол, в такой стране живём, что всего ожидать можно. В своё время тоже говорили, что сын за отца не отвечает. А потом…
В общем, Ника вместо Луниной стала Шагиной. И отца больше не видела – только письма писала. На свидания в колонию, которая находилась где-то на Крайнем Севере в поселке с лающим название Харп, отец запретил приезжать. Категорически. И ей, и матери. У матери к тому моменту диагностировали вторую стадию рака. Надеялись, что удастся вылечиться, хотя бы – остановить развитие болезни. Отец просил мать: забудьте обо мне, плюньте, главное – выкарабкайся сама, без тебя Ника пропадёт. Но матери становилось хуже и хуже. И арест отца, конечно же, сыграл в этом свою роковую роль. А в судьбе отца свою зловещую роль сыграл человек по имени Ефим Эйдус. Как же ей не знать такую фамилию?..
– Это что, тот самый? – спросила Ника.
– Смотря что ты имеешь в виду… Ты в порядке?
Чего она? Неужели я так плохо выгляжу? – подумала Ника. И, правда, что-то душно. Давно я об этом Эйдусе не вспоминала. Фамилия-то, какая противная. Бабушка говорила – будто дустом воняет.
– Минеральной воды хочешь?
– Можно.
Леди дала по селектору команду секретарше. Ничего не говорила, ждала, пока та принесёт бутылку «Нарзана». И на Нику не смотрела, словно не хотела её лишний раз напрягать.
Ника пила воду мелкими глотками. Надо успокоиться. Собственно, ничего особенного не произошло. Просто неожиданно получилось…
Кстати, а откуда Леди об этом узнала? – сверкнула мысль. Я ей ничего не рассказывала. Та-ак, надо вспомнить. Усков видел фотографию отца, где он вместе с Дубровиным. Но я ведь фамилию не называла.
