к западному окну.
От маяка, пригнувшись к земле, бежали два человека. Их движения были невероятно быстрыми и резкими, как у тараканов или ящериц. Один скользнул в расселину, а второй задержался на краю. В слабом свечении зарождающегося утра я, готов поклясться, увидел: приложив руку по военно-морскому, козырьком, он отдал честь и нырнул следом.
Когда солнце показалось над горизонтом, мы сдвинули рундук и открыли люк. Пол внизу был залит водой, емкости с карбидом пусты. Едкий запах ацетилена говорил, что все наше топливо без всякой пользы ушло в воздух. Хоть вслух я ничего не сказал, Дукат ухмыльнулся:
– Не все. Идемте.
В спальне он полез под четвертую, пустующую койку и выволок за ручку нетронутую емкость.
– Наши безголовые матросы очень торопились и расставили их как попало. Одну деть было некуда, я сказал запихать под кровать.
Мы внимательно осмотрели все части нашей ацетиленовой горелки. Емкости были вскрыты и опрокинуты, но трубы остались целыми.
– Ремонта на несколько часов, к темноте можно попробовать закончить, – заключил Дукат. – А что с лодкой?
Мы заглянули в пристройку. Лодка лежала нетронутой, весла тоже.
– Ну, что будем делать? Скажу сразу: у нас мало шансов пережить следующую ночь.
– И что вы предлагаете, сэр?
– Я постараюсь восстановить работу маяка, а вы можете попробовать на лодке добраться до берега. После такой ночки эти твари, думаю, отсыпаются. По крайней мере, у кого-то будет возможность выжить.
– И вы хотите, чтобы я на веслах проплыл два десятка морских миль?
– Да, – спокойно сказал Дукат. – А я попробую отбиться от этих тварей. Готовы? Или предпочтете сдохнуть со мной, даже не попытавшись?
Дождавшись моего согласия, он ушел в спальню и вернулся через несколько минут с исписанным листком.
– Доберетесь в Сторновей, отдайте это письмо комиссару, он меня знает. Будет расспрашивать – отвечайте все как есть. Поняли? МакАртур, что за смертная бледность на вашей шотландской физиономии? Возьмите себя в руки! – Он достал фляжку и почти насильно влил в меня остатки бурбона. – Полегчало? Потащили.
Мы отволокли лодку в бухту и спустили на воду.
– Давайте, МакАртур, обойдемся без долгих прощаний. Удачи вам! – сказал он и начал раскуривать трубку.
– Вам тоже! – ответил я, прыгая в шлюпку.
Я плыл уже очень долго. Солнце поднялось в зенит, но прогреть холодный воздух не могло. Так они и существовали: светило отдельно, мороз отдельно. Чтобы не задубеть, я упрямо продолжал грести. От усталости шумело в ушах, горели перегруженные мышцы, волдыри на ладонях полопались и пачкали кровью весла: неокрашенное и второе, зеленое, со следами зубов. Я продолжал двигаться, но земля все не появлялась. Солнце клонилось к закату, над морем белесыми струйками начал подниматься туман, но я упрямо греб вперед.
От усталости я не заметил, как накренилась лодка, а,
