любила она слушать телетайку – новости с телетайпной ленты. Как водится, сочувствовала вьетнамцам, ругала американцев за агрессию. А как радовалась, когда услышала, что премьер-министром Цейлона стала женщина, Сиримаво Бандаранаике.
При встречах с хуторянами допытывалась:
– Слыхали про Бандарьянку-то? Теперь она главная в правительстве на этом, как его? На Цейлоне. Женщина! Впервые в мире!
И столько гордости было в словах хуторской старухи, что казалось: не иначе, эта самая Бандаранаике её если не родственница, то уж точно близкая подруга.
Порассуждав о стремительном взлёте к вершинам власти непостижимо далёкой от неё цейлонки, баба Шура отправлялась на леваду полоть картошку. Как обычно, за ней увязывался внук Коля, не родной, а от племянника. Детей у старухи не было, хотя замуж она выходила, даже не один, а два раза. Мужья давным-давно покинули этот мир. Единственным светом в окошке для бабы Шуры стал маленький Колька. Любила она его самозабвенно, выполняла, как волшебная палочка, почти любую его просьбу. Но это была не слепая, портящая любовь, а в чём-то взыскательная. Баба Шура не держала как на привязи возле себя Колю, а повторяла:
– У тебя должны быть друзья. Без друзей никак нельзя. Вот и пословица такая есть: не имей сто рублей, а имей сто друзей.
Сто рублей для старухи не просто сумма, а целое состояние. В какое же смятение она пришла, святая душа, когда из своего любимого радио услышала от какого-то хохмача шутку: не имей сто рублей, а имей двести. Баба Шура просто растерялась и не знала, что и сказать на это. Хуже всего, что и Колька находился тут же. Благо ему хватило чуткости сделать вид, что он ничего такого не услышал. Мало ли что говорят по радио. После этого случая баба Шура, кажется, меньше стала доверять радио.
В тот вечер Коля застал бабу Шуру какой-то торжественной. Лицо её светилось. Она доставала наряды из стоявшего в чулане сундука: чёрную юбку, белую кофту, плюшевый жакет, цветастую шаль.
– Баба, ты куда? – удивлённо спросил мальчик.
– Петра пойду глядеть, – последовал ответ.
– Какого Петра? – ещё больше удивился Коля.
– Не какого, а великого, – со значением сказала старуха, надевая на шишковатые ступни новые брезентовые тапки-чирики, тоже праздничные, украшенные цветочками из цветной резины.
– Ты же в школу уже ходишь, а про царя Петра не знаешь, – укорила баба Шура любимого внука.
– А, про царя, – обрадовался Коля, – про царя я знаю. Так ты в кино, что ли, идёшь? – догадался мальчик.
– А то куда же, – примирительно буркнула старуха. – Пётр Первый, он много чего для Расеи сделал. Нашему брату, простому народу, ход дал. Вон, Алексашка Меньшиков пирожками торговал, а Пётр его в помощники себе определил за смышлёность.
Взяв костыль, баба Шура двинулась в клуб, отложив на время бесконечные домашние дела. Было в облике шагающей по песку старухи что-то
