молчат! – возмутился капитан, – может, они и не хотят воевать! – умышленно подводил разговор политрук к тому, чтобы опереться на осознание вины сбежавших с поля боя.
– Чего вы молчите, как в рот воды набрали? – стал напирать на новобранцев Мендрик.
– Осознали мы… Искупим вину… Будем бить фашистов… – неуверенно затараторили беглецы.
«Ну наконец-то. Что и требовалось доказать», – вздохнув, подумал капитан, но виду, что доволен происходящим, не подал.
– Так, с вами понятно. А как вы, товарищи, к этому отнесетесь? Простим их на первый раз или все-таки пусть ответят, как положено по закону?.. – окидывая взглядом бойцов, строго спросил капитан.
– Конечно, надо простить… Присмотрим за ними… Пусть берут в руки оружие и идут бить фашиста… Конечно, пусть остаются и идут воевать… – загудела траншея.
– Значит, так тому и быть, – решил капитан и в знак согласия покачал головой. – Ну смотрите!.. – погрозил он по-отечески пальцем. – Имейте в виду: это в первый и в последний раз. Пощады вам больше не будет. Скажите спасибо вашим товарищам, что они поручились за вас.
– Идите получайте свое оружие – и в бой, – распорядился политрук.
– Есть получить оружие, – в один голос прокричали на радостях беглецы и со всех ног рванули к оружейному складу полка. Воодушевленные благополучной развязкой, люди ободрились. Под шутки и смех зашелестела газетная бумага, стали закручиваться цигарки.
– Товарищ капитан, может, нашего табачка закурите? Наша-то махорочка солдатская поядреней ваших папиросок будет, – с улыбкой предложил политруку Артюшин и протянул кисет.
– Ну что же, если так хорошо предлагаете, не откажусь, – засмеялся капитан, принимая угощение. – Табачок хороший… Да! До печенок достает…
Посыпались шутки солдат, довольных тем, что политрук никогда не чурался общения с простыми людьми. Любили его бойцы, он им был как отец родной, заботился, за их спины не прятался; бывало, и сам поднимал солдат в атаку. В период затишья не донимал их лишней политической болтовней, не изрекал патриотических лозунгов и призывов к самопожертвованию с нагромождением громких и непонятных фраз. Говорил простым, доступным каждому солдату языком и, самое главное, горячку никогда не порол. Вот и сегодня капитан постарался сделать все, чтобы не отправлять еще не обстрелянных пацанов в штрафную роту, а решить этот вопрос проще, на месте, в траншеях.
Еще дважды батальоны поднимались в отчаянные атаки, и дважды приходилось возвращаться на исходные рубежи, увеличивая число раненых и убитых. Но теперь Анатолий чувствовал себя уверенней. Тверже и решительней стали его мысли и действия. Страх несколько притупился, да и не так часто он стал кланяться взрывам, свисту пуль и осколков.
Во второй половине дня с тыла вдруг послышался
